Давид Драгунский - Годы в броне

Этот талантливый юноша был на все руки мастер: он и механик-водитель танка, и наводчик орудия. А в свободное от боев время Георгий осваивал специальности электрика, шофера, ремонтника.

Бархатный голос Георгия Гасишвили, говорившего с характерным гортанным акцентом, казалось, заполнял все купе. Мы понимали состояние нашего друга: как и каждый из нас, он был беспредельно счастлив.

Со свойственным его землякам гостеприимством Георгий приглашал нас приехать в свое родное село. К сожалению, долгие годы я не мог воспользоваться этим приглашением. И все-таки наша встреча состоялась.

Шел 1967 год. В День танкистов я выступал по телевидению в Тбилиси, где в это время служил. Свое выступление закончил словами: "Георгий Гасишвили! Где ты, откликнись!" Двадцать человек по фамилии Гасишвили, и все Георгии, откликнулись. Среди полученных писем была и маленькая записка: "Товарищ генерал, это я, живу в селе Проми, Хашурского района".

Мы встретились в Тбилиси 7 ноября 1967 года, в день 50-летия Великого Октября, на параде, которым я командовал.

Мне не стыдно признаться, что мы оба, постаревшие, убеленные сединами старые фронтовые друзья, не сдержали слез радости.

Вместе с нами мечтал о будущей мирной жизни и работе разведчик Саша Заблудаев. И его мечты сбылись. После демобилизации в 1947 году Александр Заблудаев 12 лет водил железнодорожные составы, а затем перешел на Горьковскую ГРЭС машинистом котельной. В 1966 году Александру Петровичу Заблудаеву, кавалеру нескольких боевых орденов и медалей, было присвоено высокое звание Героя Социалистического Труда. Не зря, видно, говорится: из одного металла льют медаль за бой, медаль за труд.

* * *

Ранним июньским утром эшелон прибыл в Москву. В Лефортовском тупике, куда поставили наш состав, было полно народа. Москвичи встречали своих родных, близких, знакомых: смешались шум, радостные крики, крепкие объятия, горячие поцелуи, смех, слезы.

Выделенные для наведения порядка патрули бессильно разводили руками: кто мог удержать эту лавину людей? Да и нужно ли это было? "Папочка!" "Сыночек дорогой!" "Милые мои!" - неслось над толпой.

Почему-то ни у кого из встречавших не было в руках обычных в таких случаях цветов. Этот штрих так же, как слезы радости и горя, придавал встрече ту суровость и величественность, которая всегда вызывает душевный трепет, особенно у тех, кого никто не встречает. Я не мог совладать с собой - на глаза набежали слезы, и я отошел в сторону.

Мое внимание привлекла небольшая группа молчаливо стоявших людей.

- Отчего не подходите ближе? - спросил я. Старик в солдатской гимнастерке с расстегнутым воротом сокрушенно махнул рукой и тихо ответил:

- Ближе и некуда... Второй день приходим, все смотрим, не появится ли наш сынок.

- А что, он должен быть с нами?

- Да как сказать... все может быть... Только вряд ли... Вот у нас извещение, что он пропал без вести. А все думаем - не ошибка ли? Люди говорят, такие случаи бывали...

Эти слова старика растравили душу и в то же время помогли мне взять себя в руки. Все мы в тайниках души питаем надежду на возвращение тех, кого давно нет в живых...

В те дни в Москву прибывали сводные полки от всех фронтов.

Наш сводный полк 1-го Украинского фронта разместился в Лефортово. Начальник училища имени Президиума Верховного Совета РСФСР, мой однокашник, дважды Герой Советского Союза Иван Иванович Фесин гостеприимно распахнул для нас двери казарм. Огромный строевой плац с трудом вмещал всех участников парада от нашего фронта. А занимались мы много. Маршал Конев потребовал от нас безупречной строевой выучки.

- Пройти не хуже московских академий - вот мое к вам требование, сказал он перед строем.

Людей надо было подготовить в кратчайшие сроки по самым высоким требованиям. Мы, кадровые офицеры, невольно вспоминали предвоенные годы, когда к Октябрьским и Первомайским парадам наша академия готовилась не менее двух месяцев. А ведь до академии за плечами у нас были полковые школы, военные училища, командование взводом, ротой. Большинство же участников парада до войны не служили в армии, а на войне им, конечно, некогда было заниматься строевой подготовкой.

Над Лефортово стоял барабанный бой, гремели оркестры, не умолкали многоголосые команды. На первых порах дело не клеилось. Однако упорство участников парада, ежедневные многочасовые тренировки, большой опыт кадровых офицеров, занимавшихся с нами, принесли свои плоды. Наш шаг становился тверже, взмах руки четче, держались мы прямо, равнение в шеренгах и коробках достигло совершенства. Не легко было заслужить похвалу такого требовательного человека, каким являлся наш командующий фронтом. И тем не менее на одном из смотров он высоко оценил строевую выучку будущих участников Парада Победы и даже выделил при этом летчиков и танкистов.

- Немного отшлифуйте шаг и вы достигнете уровня московских академий, сказал нам маршал Конев в конце разбора очередной тренировки.

После этих ободряющих слов мы стали стараться еще больше и к дню парада шагали не хуже слушателей любой военной академии.

...В один из теплых июньских дней, когда зной еще не обесцветил яркую зелень на газонах и в скверах, а цветы по-весеннему пестрели на клумбах, я, волнуясь, направлялся в Кремль, чтобы получить вторую Золотую Звезду Героя.

Задолго до назначенного времени все приглашенные уже сидели в просторном фойе, ожидая торжественной церемонии. Здесь были генералы и солдаты, офицеры и рабочие, инженеры и директора заводов. Были люди, уже отмеченные многими орденами и медалями, и те, кого наградили впервые. И все одинаково волновались.

Нас пригласили в Свердловский зал.

Мягкой, еле слышной походкой в зал вошел Михаил Иванович Калинин. Встретили его бурной овацией. Секретарь Президиума Верховного Совета СССР огласил указ о награждениях. Первой почему-то назвали мою фамилию. Сопровождаемый сотнями глаз, я смущенно подошел к Михаилу Ивановичу и получил награду. Когда в зале прозвучали слова "Служу Советскому Союзу", я не узнал своего голоса. Волнение мое было настолько сильным, что я начисто забыл о краткой речи, с которой мне поручили выступить.

* * *

Тренировка на плацу была в полном разгаре, когда запыхавшийся дежурный по нашему сводному полку сообщил мне о вызове к начальнику Военной академии имени М. В. Фрунзе.

Для меня это было полной неожиданностью.

С замирающим сердцем приближался я к академии: волновала встреча со знакомыми и уже неузнаваемыми местами. Война наложила свой отпечаток и на внешний облик нашей Фрунзевки. С высокого постамента был убран огромный макет танка, по-военному строго выглядели камуфлированные стены здания и серые корпуса.