Давид Драгунский - Годы в броне

В тот раз, помню, исчерпав все доказательства, подполковник Лакунин призвал разгорячившихся комбатов брать пример с Федорова, который не вмешивался в этот беспредметный спор и лишь с улыбкой поглядывал на взъерошенных друзей.

- Э, нет, товарищ бригадный инженер! Плохо знаете вы Петра Еремеевича Федорова, - в сердцах сказал Николай Осадчий. - Не такой он человек, чтобы не ввязаться в любой спор. А секрет тут простой. Наш Еремеич уроженец Омска и горячий патриот своего родного города. Послушать его, так против Омска не устоят ни Киев, ни Тбилиси, ни Ереван, ни Ростов, ни Свердловск. А уж об Урале и говорить нечего...

В Жолкеве все сложилось как нельзя лучше. На станции разгружалось три эшелона танков. И словно по волшебству все получили свои любимые машины.

На всем пятидесятикилометровом маршруте, который предстояло пройти танкам, целую неделю трудились тайно от танкистов саперы и разведчики. По моему приказу они устроили ловушки, завалы, воронки и другие противотанковые препятствия. Для совершенствования боевой выучки мы заставили экипажи с ходу преодолевать эти препятствия на больших скоростях и проделывать многие маневры, необходимые для ведения успешного наступательного боя.

На последнем этапе были расставлены мишени. Наводчики проверяли бой орудий, а командиры тренировались в управлении огнем взвода, роты и даже целого батальона. Внезапно залповый огонь прекратился, стрельба закончилась. Танки ринулись в атаку на обороняющегося "противника". В первых трех траншеях разместился десантный батальон автоматчиков, вооруженных связками деревянных гранат. Батальоном командовал опытный офицер-пограничник майор Ф. Н. Старченко.

Сегодня он был в особо приподнятом настроении. Накануне Старченко крупно поговорил со своими друзьями-танкистами Осадчим, Федоровым и Савченковым.

Задира Федоров намекал "пехотному" комбату, что его автоматчики и пикнуть не смогут после того, как их поутюжат танкисты.

- Посмотрим, посмотрим, Петр Еремеевич, у кого нервы окажутся крепче, баском парировал Старченко.

И надо сказать, у командира батальона автоматчиков были основания, чтобы особенно не -волноваться. Много успел сделать он за несколько суток. Траншеи были вырыты в полный профиль и замаскированы так искусно, что из танков весьма трудно было обнаружить автоматчиков. "Боевое крещение должны принять все", - решил комбат и посадил в окопы весь личный состав батальона. Под дружный хохот бойцов он вежливо, но решительно пригласил занять место в окопах и траншеях врача, санитаров, химиков, поваров и кладовщика.

Над головой автоматчиков волна за волной, перекатываясь через траншеи, помчались танки. Под их тяжестью стали осыпаться брустверы траншей и окопов. Но пехота сопротивлялась упорно и дралась с остервенением. Учебные гранаты летели под гусеницы, под башни, в моторные люки. Малейшее промедление грозило опасностью оказаться под танком. Однако, несмотря на это, бойцами овладел азарт настоящего боя.

Больше часа утюжили танкисты пехоту, а она, будто назло Федорову и Осадчему, и не собиралась сдаваться.

Победителями в этой схватке можно было считать и танкистов, и автоматчиков: все были целы и невредимы.

Братание недавних "противников" было шумным, задорным, радостным. И когда я увидел, как Николай Осадчий с улыбкой смахивает песок с широких плеч своего друга майора Старченко, радостное настроение подчиненных невольно передалось и мне.

- Товарищ комбриг, скажите, кто действовал лучше? - упорно приставал Осадчий.

- Конечно пехота! - уверенно ответил я. - Пропустить над своей головой столько танков, встретить их дружными бросками гранат - это же просто здорово!

Осадчий сник на моих глазах и ожил только тогда, когда услышал похвалу и по адресу танкистов...

Изо дня в день танкисты, артиллеристы, автоматчики готовились к боям. Миновали октябрь и ноябрь, близился Новый год. И с каждым днем все упорнее становились слухи о скором начале большого наступления. Всем давно наскучило сидеть в темном, густом лесу, который совсем недавно был для нас таким желанным. Хотелось скорее разделаться с врагом. "Сколько ни сиди в лесу, а драться надо, - говорили люди. - На кого же надеяться? На союзников? Они особо не торопятся..." А тут вдруг под Арденнами немцы зажали их так, что они закричали "караул".

Чутье у бывалых солдат исключительное, их не проведешь. Все чувствовали: вот-вот прозвучит долгожданный сигнал к выступлению. И все же как ни готовились мы, как ни ждали, тревога прозвучала для всех как-то неожиданно.

* * *

В канун Нового года в бригадной столовой, расположенной в чаще густого леса, было особенно оживленно. Шум и смех доносились со стороны нашей лесной кухни. По-особому сияли даже лучи зимнего солнца, и удивительно красиво играли искорки на снегу. С утра все мылись в бане. Старички первыми оккупировали парную, звонко хлестали друг друга березовыми вениками. Сибиряки, уральцы, волжане, распаренные, раскрасневшиеся, выбегали на улицу отдышаться. Некоторые с разбегу шлепались в сугроб, с гоготом катались по снегу и снова проворно ныряли в землянку-парную.

Мылись и парились долго, с каким-то особым вкусом и азартом. И обед потому начался с опозданием. Старшины рот, как положено, выдавали бойцам законные сто граммов. Винный запах щекотал ноздри, но, как ни странно, к кружкам с вином никто не притрагивался.

Шум в столовой стоял необычный. Даже грозный усатый старшина никак не мог утихомирить танкистов. "Не будем пить!", "Убрать водку!" - неслось со всех сторон. Я не верил своим ушам. С недоумением смотрели на меня начальник политотдела Александр Павлович Дмитриев и начальник тыла Иван Михайлович Леонов. Что случилось с людьми?

Все объяснил лейтенант Андрей Серажимов:

- Мы тут между собой договорились, товарищ полковник, попросить у вас разрешения встретить сорок пятый год по-настоящему. Живые елки нарядим, музыку обеспечим. А какая же встреча без вина? Вот мы и просим дневную порцию выдать нам в канун Нового года.

Все приутихли, глядели на командира бригады, ожидая ответа, и тут поднялся и заговорил сержант Новиков:

- Скажу хотя бы про себя. В сорок первом году тридцать первого декабря под Калинином вел ночной поиск. Некогда было встречать Новый год. В сорок втором под Сталинградом дрался. Не удалось мне и сорок четвертый встретить: до утра пришлось волочить огромного фрица под Житомиром... А сейчас как будто спокойно, можно наконец праздник отметить.

Я слушал своих товарищей и думал: разве можно отказать им в такой законной человеческой просьбе? Четвертый год идет изнурительная, тяжкая война. Что плохого, если мы вдали от Родины провозгласим в новогоднюю ночь свой тост за нее, за успехи советских войск, которыми был ознаменован минувший, 1944 год, за окончательную победу над ненавистным и коварным врагом.