Николай Павленко - Петр II

Птицам на каблучки яловичные, на обножи оленьи, на должики сыромятные, на рукавицы лосиные, кожи на ушки к каблучкам, сафьянов, на колокольцы птицам же меди и на пайку серебра вервей в споровче полковых тулумбас, на ловлю птиц и на починку оных сетей ниток.

Для починки шор кож яловичных и сыромятных.

Для починки всяких штупоров и полотничной всякой инструмент и на делание рогатин медвежьих железа и стали.

На делание гончим собакам железных смычков и ремней из сыромятных кож.

Для мази фурманов дехть и и на лекарство больных собак.

На делание верблюжьих 12 седел войлока, холста, веревок.

Охотничьим лошадям на лекарство и на починку полаток.

Таков подлинной штат, подписан собственной Его Императорского величества рукою тако: «По сему быть. Петр».

Михаила Селиванов.

Ведение, что ныне имеетца птиц, зверей, лошадей и верблюдов

Кречетов — 44.

Кречатьих чеглоков — 12.

Соколов — 4.

Соколий чеглик — 1.

Ястребов — 4.

Болобанов — 2.

Орлов — 5.

Итого — 72.

Лошадей — 174.

Верблюдов — 16.

В зверинце зверей:

Лосей — 3.

Оленей серых — 44.

Оленей белых олонецких — 19.

Зубрей — 7.

Коз — 25.

Кабанов — 9.

Дикообразов — 4.

Итого — 111.

Во остатках собак:

Князю Алексею Григорьевичю — 50, французских — 8.

Князю Михайлу Михайловичю — 12.

Князю Михайлу Михайловичю младшему — 4.

Князю Алексею Дмитриевичю — 4.

Михаилу Афанасьевичю Матюшкину — 2.

Князь Владимиру Петровичу Долгорукому — 3.

Князь Якову Долгорукову — 7.

Степану Лопухину — 3.

Василью Волынскому — 16.

Борису Неронову — 3.

Ивану Кокошкину — 6.

Итого 124. В остатке гончих русских 12, французских — 42.

Борзые:

Князю Михайлу Михайловичю — 3.

Князю Михайлу Михайловичю младшему — 2.

Князь Алексею Григорьевичю — 6.

Князь Ивану Андреевичю — 2.

Князь Николаю Алексеевичю — 1.

Князь Алексею Дмитриевичю — 2.

Михаиле Афанасьевичю Матюшкину — 2.

Князь Якову Долгорукову — 6.

Василью Федоровичу Салтыкову — 1.

Семену Лопухину — 2.

Князь Александру Долгорукому — 2.

Борису Неронову — 2.

Ивану Колычеву — 4.

Василью Волынскому — 5.

Егору Николаеву— 1.

Володимеру Шереметеву— 1.

Александру Колычеву — 1.

Никите Павлову — 2.

Итого — 47.

В остатках борзых егермейстерских — 3.

Ведение, коликое число при птичей охоте имеетца:

Тулумбасов, а имянно: серебряных — 2, медных позолоченых — 3.

Староманерных кафтанов прежних сокольников — 11.

Да ис старого Семеновского прислано рогатин — 7.

Нагубников медвежьих медных — 4.

А ныне налицо имеетца при охоте:

Фузей — 7.

Стуцеров — 2.

3 пары пистолетов.

Рогатин — 2.

Марта 23, 1730 года. Егермейстер Селиверстов.

(РГАДА. Ф. 1239.On. 3. № 35641)

1728 г., августа 7.

<���…> Царевна эта (Наталья Алексеевна) в начале правления своего брата имела при дворе большое значение, как любимица государева, но она взяла на себя слишком много, стараясь удержать брата от беспорядочной жизни. Нежные упреки ее показались императору тягостными, и она потеряла значительную долю своего влияния на него.

Теперь в большом почете царевна Елизавета Петровна, сестра покойной герцогини голштинской. Она очень красива и, кажется, любит все, что государю по нраву: танцы и охоту. Охота — господствующая страсть царя (о некоторых других страстях его упоминать неудобно). Пока Елизавета Петровна, по-видимому, в государственные дела не мешается, вполне отдаваясь веселью, всюду неотлучно следуя за молодым государем.

Но особенно расположением Его величества в настоящее время пользуется князь Долгорукий, молодой человек лет двадцати. С ним государь проводит дни и ночи, он единственный неизменный участник всех — очень частых — разгульных похождений императора. Вы легко поймете, что таким образом Долгорукие теперь влиятельнее Еолицыных (между этими родами всегда был разлад), хотя и Еолицыны пока хорошо поставлены при дворе.

Его величество море не любит, поэтому мало вероятия, чтобы он вернулся в Петербург. Если так, великие замыслы его деда вскоре обратятся в ничто. Уже работы в Кроншлоте почти прекратились; они, по крайней мере, ведутся очень лениво.

В Кроншлоте снаряжаются три небольших фрегата для перевозки из Киля тела усопшей герцогини голштинской. Его привезут сюда, и, по слухам, государь с царевной Елизаветой Петровной приедут из Москвы, чтобы присутствовать при похоронах.

Барон Остерман, благодаря своей лицемерной скромности и болезненности, пока в большой милости. Говорят, будто царевны Наталья Алексеевна и Елизавета Петровна очень расположены к нему. Все, кого я здесь ни видал, высокого мнения о его способностях. О том, насколько такое мнение справедливо, вы всего лучше можете судить по тому, как он держится. Барон страдает частыми припадками рвоты, которые, полагают, сведут его в могилу. Но многие думают, что болезнь является у него по требованию: когда в Совете разбирается какое-нибудь щекотливое дело, барон уверен в ее услугах.

Герцог де Лириа вполне предан удовольствиям, потому трудно предположить, чтобы он вел большие дела, разве подле него есть незаметный делец.

Граф Вратислав подчиняется барону Остерману. О чем он ведет переговоры — мне еще узнать не удалось. Все иностранные уполномоченные, все учреждения теперь с дворами в Москве, и ничего разведать нельзя, кроме того, что слышишь от лиц ничего или почти ничего не знающих.

<���…> Передать грамоты с выражением соболезнования поручено Бибикову, который прежде, когда Ягужинский был генерал-прокурором, исполнял обязанности его помощника. Они должны выехать на днях.

Здесь втайне повторяют слухи, будто Его величество в Москве заболел. Болезнь эта, вероятно, является последствием беспорядочной жизни, которой молодой монарх, по-видимому, предается со всем пылом юности и бесконтрольной власти.

Остаюсь и проч.

…

Томас Уорд.

С.-Петербург, 26 августа 1728 г. (6 сентября н. ст.).

С тех пор Его Царское величество издал в Москве приказ, под страхом смертной казни воспрещающий русским подданным и иностранным купцам отправлять оттуда какие бы то ни было о нем известия, воспрещающий сообщать хотя бы даже о том, пребывает ли он в Москве или выехал из нее. Из этого вы усмотрите, насколько нам трудно узнать что-нибудь о событиях в этом городе. Однако, насколько удается судить из частных разговоров с лицами, приезжающими оттуда, все утверждают, что настоящее местопребывание государю по сердцу, что пока возвращение его сюда вряд ли ожидать возможно. Напротив, недавно, когда барон Остерман попробовал было склонить его к возвращению в Петербург, Его величество отвечал: «что мне делать в местности, где кроме болот да воды ничего не видать».