Владимир Костенко - На «Орле» в Цусиме: Воспоминания участника русско-японской войны на море в 1904–1905 гг.

17 февраля. Упражнения в атаках на корабли эскадры с отрядом минных судовых катеров являются единственным боевым развлечением, которое не дает нам закиснуть. Я также принимаю участие в этих ночных упражнениях и хожу в атаки на минных катерах. Это создает иллюзию боевого азарта и ощущение риска.

Вид эскадры ночью с атакующих миноносок производит поразительное впечатление. Стоглазые чудовища десятками прожекторов ищут в ночной темноте своих еле заметных врагов, а атакующие катера прибегают к всевозможным хитростям, чтобы обмануть бдительность защищающихся и ускользнуть из губительной зоны светового заграждения.

Минные катера также высылаются в дозор для охраны проливов и входа на рейд. Они встречают каждое судно или лодку, ракетой дают знать о их приближении и конвоируют через весь рейд в обход эскадры. На днях, когда миноноска нашего «Орла» была назначена в дальний дозор за 15 миль для охраны пролива между Носси-Комбо и Мадагаскаром, я ушел на ней на всю ночь. Командовал мичман Шупинский, а механиком был Русанов. Мы в каюте катера попили чайку, а затем всю ночь провели на палубе, крейсируя малым ходом от одного берега к другому. Мрачный силуэт громадного конуса Носси-Комбо вырисовывался слева. Справа возвышался высокий мыс, отделявшийся от Мадагаскара. Когда постепенно из-за облаков над горизонтом всплыла полная луна, то стали видны контуры главного хребта Мадагаскара. Вскоре около полуночи начался отлив. Впереди по носу из-под воды показалась черная коса, а за ней на туманном фоне далекого Мадагаскара вдруг вырисовался подозрительный темный контур, похожий на неизвестный миноносец. Мы насторожились. У аппарата замер минер, готовый выпустить торпеду. Комендор навел 37-миллиметровую пушку. Шупинский на руле осторожно дает ход, чтобы не привлечь раньше времени внимание противника. Мы крадемся малым ходом с погашенными огнями, прячась в тень набежавшего облака. Вот уже немного остается до подозрительного судна. «Открыть прожектор!» командует Шупинский.

В луче заблестела сглаженная океаном поверхность опасного рифа, который вышел из-под воды с отливом. Выяснив, откуда появилась подозрительная тень, мы снова отошли от неразведанного берега.

После этой ночи, проведенной в дозоре на миноноске, я еще два раза участвовал в ночных атаках на эскадру.

Отряд минных катеров уходил за флагманским катером с «Суворова», которым командовал капитан 2-го ранга Семенов из штаба. Катера шли к самым берегам Мадагаскара миль за 8 от эскадры. Там получили план атаки и оттуда вели нападение. При этом возбуждение и азарт достигали крайних пределов.

В первую атаку на нашу миноноску выпало задание атаковать крейсера, охраняющие вход в бухту. Нам удалось «взорвать» «Рион» и «Урал». К последнему мы подкрались саженей на 50: на нем, видимо, были не очень внимательны и не смотрели серьезно на эти учения. Но, будучи раз обнаруженным, наш катер уже не мог ускользнуть от прожекторов, а потому должен был считать себя уничтоженным.

В это же время другой отряд катеров вел нападение на «Ослябя». Головной миноноске удалось ловко проскользнуть под самую корму броненосца, и командовавший ею лейтенант крикнул на «Ослябя»: «Стыдно подпускать так близко!» Командир броненосца оскорбился и подал на лейтенанта в штаб рапорт, требуя наложить на него взыскание.

Во второй раз я ходил на минном катере «Орла» под командованием лейтенанта Славинского. Уйдя из пределов видимости эскадры, мы часа два пробирались под мадагаскарским берегом, прячась от лучей прожекторов. Особенно упорно преследовали нас лучи «Ослябя» и «Алмаза».

В темноте под берегом у пролива наш катер выскочил на камень, скрытый под водой. Засели основательно в двухстах саженях от берега, но, к счастью, подводного повреждения не получили. Район был весьма опасный. Вокруг из воды торчали рифы, о которые разбивались всплески набегавших волн. Опасность положения увеличивалась начавшимся отливом. Надо было спешить снять катер, севший на риф, так как, выйдя из воды, катер с уменьшением осадки неминуемо опрокинулся бы. На всякий случай достали пояса и нагрудники. Машина, несмотря на полный ход, не могла стянуть катер. Других катеров близко не было: все были заняты атакой. Бились полтора часа, пробуя столкнуть катер баграми и веслами, но его вес (24 тонны) был слишком велик, чтобы наши усилия могли достигнуть цели.

Команда разделась, и матросы стали нырять под днище, чтобы выяснить, какой точкой днища катер сидел на рифе. Оказалось, что нас держала пятка ахтерштевня, застрявшая в расщелине камней. Отлив постепенно разворачивал нос катера влево, вращая его на точке опоры. Надо было действовать быстро.

Перенесли все тяжести на нос, туда же собрали всех людей и затопили водой форпик. Выждав, когда набежала волна, разом уперлись в камень веслами и баграми и вдруг почувствовали, что катер свободно закачался, сойдя с рифа.

Пока мы сидели на камнях, половина прожекторов была прикована к нам, а в это время второй орловский катер успел пробраться мимо «Ослябя» и атаковал госпитальный «Орел».

Мы вышли на учение в 6 часов вечера, а вернулись только в 12 часов ночи.

20 февраля. Разбор «гулльского инцидента» международной следственной комиссией в Гааге: были ли при столкновении с рыбацкой флотилией миноносцы? На днях мы прочли во французских газетах решение Гаагской конференции по делу обстрела рыбацкой флотилии при проходе отряда броненосцев Рожественского через Немецкое море. Конференция признала адмирала Рожественского и личный состав русских кораблей ответственными за обстрел рыбаков, так как присутствие японских миноносцев осталось недоказанным. Все заявления Рожественского, чинов его штаба и свидетелей, утверждавших, что они видели подозрительные силуэты судов, похожих на миноносцы, признаны... «плодом расстроенного воображения». Русское правительство обязалось покрыть убытки, причиненные рыбацкой флотилии, вознаградить пострадавших рыбаков. С адмирала и командиров были сняты обвинения в действиях, позорящих моряков, так как было признано, что эскадра находилась в обстановке, заставлявшей ожидать атаки миноносцев.

Это сообщение о решениях Гаагской конференции по «гулльскому инциденту» возбудило на кораблях эскадры широкое обсуждение обстоятельств уже почти забытого происшествия, ознаменовавшего начало нашего похода.

Командир «Суворова» и офицеры штаба, находившиеся на командном мостике флагманского корабля в роковую ночь, продолжают утверждать, что огонь был открыт по трехтрубному судну, быстро сближавшемуся с нашей колонной, и дым его стлался по воде, но при первых же выстрелах оно круто повернуло к европейским берегам и скрылось в темноте. Рыбаки же, случайно оказавшиеся в сфере огня, пострадали, как и русские крейсера, от перелетов при отражении атаки. Присутствие атакующих миноносцев подтверждалось нападением их на «Камчатку» и телеграфными сношениями с ней флагманского корабля.