Владимир Костенко - На «Орле» в Цусиме: Воспоминания участника русско-японской войны на море в 1904–1905 гг.

Ясно, что правильное решение боевых задач флота японцами и разброд в руководящих тенденциях русского Азорского министерства не могли явиться результатом случайных причин. Русский флот в период последнего царствования превратился в арену личных интересов, влияний и интриг, а постройка новых кораблей на заграничных заводах сделалась источником наживы его высокопоставленных заправил.

28 марта. Остается всего полтора месяца до окончания выпускных экзаменов. Я и мои товарищи после защиты дипломных проектов получим 6 мая звание корабельных инженеров флота и будем расписаны по различным военным портам. Уже сейчас мы приблизительно знаем, кто и куда попадет для дальнейшей службы. Я и Кутейников будем зачислены в Петербургский порт на адмиралтейские заводы. Мы сразу попадем на постройку новых кораблей. А двое из нашего выпуска останутся в Кронштадте. Остальные будут направлены в Севастополь и в порты финляндского побережья.

Итак, мне скоро придется окунуться в самую гущу заводской работы, но теперь уже не как случайному практиканту, а как непосредственному участнику строительства кораблей.

Вероятнее всего, я попаду на достройку броненосца «Орел», который я изучил за два года летней училищной практики. Его строил Михаил Карлович Яковлев, который прошлым летом уделил немало внимания нам, будущим корабельщикам, посвящая в тайны кораблестроительного искусства.

Техническая сторона будущей работы меня не пугает. За четыре года пребывания в училище я получил достаточно солидную практическую подготовку, чтобы сразу войти в колею производственной работы. С мастерами и рабочими у меня быстро и легко устанавливались дружественные отношения. Но за годы училищной практики мне стали достаточно ясны все отрицательные стороны казенщины и бюрократизма, царившие в адмиралтействах и в военных портах.

Товарищи, кончившие училище раньше и попавшие в Петербург на постройку новых кораблей, столкнулись с атмосферой канцелярской волокиты, душившей здоровую инициативу.

Неужели даже теперь, в усложнившейся обстановке военного времени, не затрещат архаические порядки и сохранится старая рутина?

5 апреля. Уже несколько дней я не мог вернуться к своим ежедневным заметкам о текущих событиях после ошеломляющего известия о гибели адмирала Макарова при взрыве броненосца «Петропавловск» на Артурском рейде.

Телеграмма о роковом для русского флота событии была получена с Востока от наместника — адмирала Алексеева еще 1 апреля, но до сих пор во флоте никто не может очнуться от этого неожиданного удара.

В Кронштадтском морском соборе шли панихиды по Макарове, его штабе и всех погибших вместе с командующим на «Петропавловске». В числе жертв при этой катастрофе оказался и наш знаменитый художник-баталист Верещагин.

Катастрофа произошла при таких обстоятельствах.

В ночь на 31 марта Макаров выслал в море на разведку наши миноносные отряды, готовясь к выходу со всем наличным флотом.

Возвращаясь ночью, миноносцы случайно попали в расположение японской эскадры, и один из них — миноносец «Страшный» — потерял свой отряд и в темноте, идя без огней, пристал к японцам, с которыми ходил до рассвета. На рассвете ошибка вскрылась, и японцы расстреляли «Страшный», как месяц назад «Стерегущий». На помощь к «Страшному» поспешил «Баян», но успел подобрать лишь несколько человек, державшихся на воде.

В это время стала подходить эскадра японских крейсеров, и «Баян» отступил под защиту береговых батарей Артура. Здесь он вступил в кильватерную колонну кораблей, выведенных Макаровым из внутренней гавани Артура с «Петропавловском» во главе.

На горизонте показались главные силы неприятеля, и Макаров, видя невозможность дальнейших попыток к розыску и спасению оставшихся на воде после гибели «Страшного», повернул обратно к Артуру, чтобы поставить корабли под прикрытие береговых батарей.

Когда наша эскадра была уже в трех милях от Тигрового полуострова, взорвался «Петропавловск», наскочив на мины. Взрыв пришелся под носовой 12-дюймовой башней, вслед за ним раздался вторичный, и гораздо более сильный, взрыв внутри корабля вследствие детонации носового минного погреба.

Вся носовая часть броненосца вместе с командным мостиком и фок-мачтой была разрушена. «Петропавловск» стал стремительно уходить носом в воду. Затем произошел взрыв цилиндрических котлов, из воды в облаке пара на момент показались винты, продолжавшие вращаться и крошившие прыгавших с кормы людей.

Через пять минут после взрыва броненосец исчез, а на поверхности воды осталось несколько десятков человек, державшихся за всплывшие обломки. К ним на помощь поспешили катера и шлюпки со всех кораблей на рейде. Среди спасенных оказался великий князь Кирилл Владимирович, состоявший в штабе командующего, а также командир броненосца капитан 1-го ранга Яковлев. Адмирал Макаров погиб. Нашли только его пальто с адмиральскими орлами на погонах.

Почти вслед за этим произошел взрыв у борта броненосца «Победа», он накренился на 5 градусов, но удержался на воде.

От возникшего предположения, что действуют японские подводные лодки, эскадру обуяла паника. Со всех кораблей началась беспорядочная стрельба в воду. Оставшийся старшим на рейде адмирал Ухтомский поспешил ввести эскадру во внутренний порт.

В донесении Алексеева царю о катастрофе в виде утешения сообщается «о чудесном спасении» великого князя Кирилла, который без всяких усилий с его стороны сразу попал в герои. Но роль героя его нисколько не соблазнила, и он вместе с братом Борисом поспешил «отбыть» специальным экстренным поездом из Артура в Петербург. Очевидно, сразу после холодной ванны он убедился, что война — дело серьезное, враг не шутит, а время парадов и кутежей кончилось.

В Кронштадте моряки с горечью по этому поводу говорят: крысы бегут с корабля, когда ему угрожает опасность, значит, уже чуют, что дела Артура плохи. Ему уже грозит опасность потерять прямую связь с Россией.

В Артур прибыл наместник Алексеев и в критическую минуту принял на себя командование. Но после гибели Макарова это — слабое утешение для флота. Именно Алексеев больше других виноват в том, что флот в момент начала войны был захвачен врасплох и потерял ряд кораблей.

Гибель Макарова вместе с флагманским кораблем и всем штабом командующего явилась самым тяжелым ударом флоту с начала войны.

Весь флот видел в действиях Макарова начало новой боевой тактики, когда он поднял свой флаг на «Аскольде», а затем, смотря по обстоятельствам, выходил в море на «Баяне» и даже на «Новике», т. е. на самых быстроходных и даже легких крейсерах. Это характеризовало активный дух его тактики, основанной на инициативе и активных действиях, поднимало готовность флота к бою, видевшего своего командующего во все ответственные моменты всегда впереди.