Евгений Дырин - Дело, которому служишь

В первой комнате землянки его встретил дежурный по штабу старший лейтенант Панин. Быстро отрапортовав, он пожал протянутую ему руку и, едва только Полбин отошел, провел ладонью по лицу: хорошо ли выбрит?

За дощатой дверью в другой комнате находился Дробыш. Он встретил Полбина стоя.

- Сидите, сидите, - сказал Полбин, тотчас же заметив на столе лист бумаги, испещренный какими-то значками. - Что это у вас?

- Насчет перестроения думал, - ответил Дробыш. - Пробую пятерку поставить в пеленг...

- Пятерку? - Полбин, шумно вздохнув, налег локтями и грудью на стол. Выходит?

- Пока нет.

Полбин подвинул к себе лист. Он был покрыт множеством Т, изображавших самолеты в строю. Буквы соединялись сплошными линиями и пунктирами, стрелки указывали перемещение самолетов в воздухе.

- Ну-ка, ну-ка... - Полбин пощелкал пальцами, прося карандаш. - Возьмем этот клин. Это ведущий. Так? Пусть он за счет скорости на вираже идет вперед на сотню-другую метров.

В углу листа было начертано пять Т в том порядке, в каком летят гуси: вожак впереди, два справа и два слева. Полбин пунктиром показал, как вожак выходит вперед, и в конце линии нарисовал новую Т.

- Правые ведомые - за ним! - карандаш опять начертил пунктир, и два Т оказались в хвосте у вожака, уступом к нему, скошенным назад и вправо. Полбин нетерпеливо пожевал губами, постучал торцом карандаша по столу. - Правые за ним, за ним... А как же с левыми?..

- В этом и загвоздка, - сказал Дробыш.

- Сейчас, сейчас... А левые вот что делают. Они не форсируют моторов, а, наоборот, отстают... - Он повел пунктирную линию от двух левых Т вправо, к тем трем самолетам, которые уже находились впереди. - Отстают себе помаленьку и становятся в хвост правым ведомым. Вот так. Что получилось?..

Он бросил карандаш и выпрямился. Дробыш взглянул на чертеж, лицо его озарилось радостью.

- Правый пеленг!

Самолеты на бумаге были уже в новом строю. Ведущий, который при построении клином летел в центре косяка, теперь находился слева, впереди всех. Четыре других, опустившись вправо, летели за ним. Чтобы получить теперь новый косяк самолетов, пришлось бы ставить слева уже не две, а четыре машины. В походном строю "клин" оказалась бы девятка самолетов. Но она не была нужна, нужно было именно это отломленное правое крыло девятки, составляющее пеленг из пяти самолетов.

- Кажется мне, Федор Иванович, мы что-то нашли, - раздумчиво сказал Полбин и опять потянулся к карандашу. - Для такого перестроения в воздухе потребуется немного времени. Это главное. А теперь посмотрим, как мы будем бомбить... Линейки нет?

Дробыш открыл лежавший на столе планшет и достал масштабную линейку. Полбин приложил линейку к Т, изображавшему ведущий самолет, и нанес на бумагу прямую черту под некоторым углом к "пеленгу". В конце черты он нарисовал кружок, вписал в него крестик.

- Цель, - сказал он и провел пальцем вдоль карандашной черты. - А это глиссада пикирования. Сколько самолетов можно послать в пике? Да все пять!.. Смотри... - На карандашной черте появились Т, следующие одно за другим через равные расстояния. Пунктиром было показано, как заворачивает на черту глиссаду пикирования - ведущий самолет, за ним второй, третий... Полбин говорил, ставя значки:

- Ведущий отбомбился. За ним пикирует другая машина, бомбит. Потом третья, четвертая... Пока пятая находится на вводе в пике, ведущий уже вышел с левым разворотом и пристраивается ей в хвост. И опять пикирует, а за ним остальные! Они сохраняют дистанции и на вводе, и в пикировании, и при выходе... Что получилось, полковник Дробыш?

В глазах Полбина светилось торжество.

- Круг замкнулся, вот что получилось, - ответил Дробыш. - Но это же еще не все...

- Правильно! - подхватил Полбин. - Замкнутый круг - это еще не все. Круг в авиации существует давно, без нас. Мы его берем как принцип, вернее как форму. А боевые порядки, организацию прикрытия дадим совершенно новые, применительно к удару с пикирования.

Полбин положил карандаш, свернул вчетверо листок бумаги, спрятал его в нагрудный карман.

- Едем ко мне. Соберем сейчас совещание, потолкуем.

Дробыш вышел в другую комнату и сказал Панину, чтобы тот вызвал шофера. Полбин взял телефонную трубку.

- Николай Ксенофонтович, - сказал он начальнику штаба, - распорядитесь, чтобы через полчаса у меня были Рубакин с заместителем, Самсоненко, флагштурман. Пригласите Филиппа Ивановича. Да-да, совещание накоротке.

Дорогой, сидя в "эмке", Полбин то оборачивался к Дробышу и снова начинал разговор о перестроении пятерок в полете, то на короткое время замолкал и погружался в раздумье. Для Дробыша эти паузы были непривычны, он почти всегда видел Полбина в движении, что-то делающим, отдающим приказания, идущим к самолету по мягкой траве аэродрома, оборачивающимся, чтобы сделать еще какое-то распоряжение перед вылетом... Дробыш понимал, что командир корпуса захвачен новой идеей, и тоже молчал, когда Полбин, повернув лицо с плотно сжатыми губами, смотрел из машины на пыльные придорожные кусты.

"Вот, пожалуйста, и решение задачи с яблоками, - размышлял Полбин. - Если связать несколько пятерок в одну непрерывную цепь, то одновременный удар будет покрепче, чем пять ударов молотком по гвоздю. А почему Крыловский назвал именно пятерку? Ведь он не подсказал, как ее перестраивать в воздухе, но, наверное, понимал, что с нею легче, чем со звеном. Опыт... Огромный опыт. Двадцать лет в авиации не шутка! Небось, когда он садится в самолет, машина чувствует, кто на ней летит. Любой "необъезженный" покорится". Полбин не без удовольствия при-знался себе, что и ему послушен любой самолет из тех, на которых он летал. С первого же знакомства был послушен и "Петляков", хотя Полбин впервые сел на него, как на чужого коня, привыкшего к своему хозяину. Это было два года тому назад под Москвой, когда он поднял с покинутого всеми аэродрома машину, принадлежавшую разведчикам. На всю жизнь врезался в память этот тревожный октябрьский вечер: красное солнце за стволами деревьев, шуршащая, гонимая ветром листва на опустевших стоянках, лязгающие выстрелы противотанковых пушек за лесом и два техника в черных молескиновых куртках высокий щербатый и низенький, вздрагивающий от стрельбы. Как их звали?.. Чубуков и Свиридочкин. Должно быть, Чубуков, если он жив, и до сих пор не верит, что Полбин впервые сел тогда за штурвал "Петлякова". А у него не было другого выхода.

Два года назад... Не так много времени прошло, а сколько событий: Сталинград, работа в столице, запомнившееся на всю жизнь заседание в Кремле, и вот теперь уже пятый месяц на нелегком посту командира большого авиационного соединения. Котлов позавидовал: много сделано, Полбин "пошел в гору"... Но еще сколько впереди сражений, которые надо провести так, чтобы истребить побольше врагов и сохранить своих людей, которые верят ему, идут за ним... Полбин вспомнил глаза Панина, который рапортовал ему в землянке на аэродроме. Всегда приятно видеть, как загораются радостью глаза летчика при встрече со своим командиром. Это значит, что в самом трудном деле, в самом тяжком бою этот летчик поддержит тебя...