Виктор Троегубов - Жизнь в «Крематории» и вокруг него

Григорян когда-то сам установил правила раздела гонораров. Согласно им, себе он забирал 50% прибыли, а остальные участники конкретного проекта, являвшиеся на момент получения гонорара участниками группы «Крематорий», делили другие 50%. В данном случае – с альбомом «Зомби» – покинувшие группу гитарист Виктор Осипов и скрипач Михаил Россовский не получали ничего, зато барабанщик Андрей Сараев и басист Сергей Третьяков должны были получить по две с половиной тысячи баксов. Все без исключения музыканты группы жили бедно, так что столь значительная сумма должна была солидно укрепить личный бюджет Андрея и Сереги. Я спросил каждого из них, получали ли они такие деньги от Армена. Серега, всегда славившийся радикальным мнением по всем без исключения вопросам, соригинальничал и ответил, что вроде как это не его дело. Андрей сказал, что никаких денег не получал, ему лишь презентовали кассету…

В Екатеринбурге все происходило достаточно скромно. В зале, где происходил фестиваль, практически не было сидячих мест, лишь вдоль стен. Не очень многочисленная публика тусовалась не только в зале, но и в фойе, собираясь в зал лишь на выступление любимой команды. Группы были «свердловскими» – и по принадлежности, и по музыкальной стилистике. В Екатеринбурге с еще «свердловских» времен любят сложную, чаще всего утяжеленную музыку. Еще Дима Умецкий в свое время говорил мне, что любимой группой Свердловска всегда являлся и мой любимый «Led Zeppelin». Мини-фестиваль 1994 года полностью подтверждал это. Большинство выступавших команд играли хард-рок, некоторые даже на английском языке. Конечно, в масштабе отечественного рок-бизнеса исполнять песни на английском было анахронизмом, но лично мне очень нравится тяжелая музыка. Я уверен, что в этой области еще не исчерпаны возможности для открытий и откровений… Больше всего в Свердловске мне понравилась группа (названия не помню), где вещи в стиле все того же «Led Zeppelin» пела девушка.

Даже непонятно, для чего на этот праздник хард-рока пригласили «Крематорий». Все выяснилось, когда мы вышли на сцену. Количество зрителей вдруг резко увеличилось, они сдвинулись к сцене, и концерт прошел под непрерывные аплодисменты зала.

Увы, такова оборотная сторона любой популярности. Казалось бы, только что на сцене выступали классные коллективы, а большинство зрителей прикрывали рукой зевоту или поглощали напитки в буфете. Но стоило появиться на сцене раскрученному коллективу с уже знакомыми песнями, как все кардинально изменилось. Может быть, так и должно быть, но мне в подобной подоплеке событий видится некий «быдлизм» нашей публики, оценивающей видимое и слышимое не по объективным профессиональным критериям, а через призму собственных пристрастий. Хотя, может быть, подобный подход присутствует и у западной публики?

Гонорар за единственное выступление в Екатеринбурге группа получила заблаговременно – утром в день концерта. «Командовал парадом» самолично Григорян, так что нашему директору Михаилу Оразову осталось лишь разделить полученные от организаторов концерта деньги на отдельные кучки и раздать их членам группы. Мы жили с Михаилом в одном номере, и я просмотрел оставшиеся у него расчеты. К своему удивлению, я нашел там незначительную ошибку, немного искажавшую окончательные цифры. Я хорошо помнил, как Армен постоянно проверял расчеты в мою бытность директором, а потому решил, что в данном случае имею право исправить найденную ошибку. Я пошел в номер Григоряна, и ошибка была исправлена. Но, боже, как же он разозлился! Еще бы, ведь контролировать что бы то ни было имел право лишь он, и вдруг еще какой-то Троегубов вопросы задает…

По окончании концерта необходимо было поторапливаться, ведь наш поезд уходил уже вечером. Но мы приехали на площадку уже с вещами, так что собираться не требовалось. Пока обсыхали после концерта, в гримерку набилась куча народа. Кто-то хотел получить автограф, кто-то намеревался выпить с музыкантами любимой группы, так что на вокзал мы выдвигались уже в поддатом состоянии. Правда основной банкет должен был состояться уже в вагоне. Заранее была закуплена водка и закуска, так что дорога обещала стать приятной и недолгой.

Все восемь билетов были в один и тот же вагон, но лишь одно купе было полностью нашим. Остальные четыре места оказались на верхних полках и располагались следующим образом: два места попали в одно купе, еще два – по отдельности. Мы с Оразовым разместились на верхних местах, что были вместе, а основные любители банкетов заняли полное купе. Звукооператор Серега Овсянников в эту четверку не попал, и это было вдвойне прискорбно из-за того, что выпил он гораздо больше, чем ему требовалось. Передвигался он, к счастью, сам, но даже невооруженному взгляду было ясно, что он сильно пьян. Проводница вагона сразу поняла это и предупредила, что в случае каких-либо «сюрпризов» ссадит его на первой же станции. Сомневаться в ее словах не приходилось, так как выглядела она очень решительно…

Поезд еще не успел тронуться, как в вагоне появился и бригадир проводников. И надо же было так случиться, что блуждающий в полубессознательном состоянии Серега попался ему на глаза. Бригадир тут же слово в слово повторил угрозы проводницы и потребовал, чтобы Серегу уложили спать. Как только проводник ушел, Григорян появился в нашем с Оразовым купе и сходу начал довольно грубо выговаривать мне и Михаилу. По его мнению, Серегу надо было уложить на одно из наших мест.

В купе, где расположились мы с Оразовым, кроме нас ехали пожилая женщина и мужчина средних лет. Не думаю, что они обрадовались бы соседству пьяного, тем более что абсолютно неясно было, как Серега будет себя вести. Вообще, в данной ситуации было очевидно, что надо уложить Серегу в полностью «крематорском» купе. Там бы он никому не мог помешать, к тому же все его действия можно было контролировать. Я тут же сказал об этом Армену, но он начал орать на меня: «Нечего рассуждать! Быстро освободи место Овсянникову!».

Уверен, что спящий на верхней полке Серега не помешал бы застолью в «крематорском» купе, но пойти даже на это Армен не захотел. Его решение переселить Серегу на мое место было продиктовано отнюдь не заботой об Овсянникове. Это в чистом виде была забота о собственном комфорте, а форма, в которой он наезжал на нас с Оразовым, была просто хамской…

Дальнейшие события развивались по нарастающей. Наверно, впервые в жизни я пошел на открытую конфронтацию с Арменом и не собирался соглашаться с его абсурдными требованиями. Но он уже «закусил удила» и не мог остановиться. Армену всегда везло с окружающими его людьми, которые ценили его дар и в силу этого старались не противоречить ему. Поверьте, это чаще всего портит человека, начинающего считать, что он непогрешим и всегда прав…