Эдуард Хруцкий - Тени в переулке

Так и произошло. Мой гость, жадный на халявную выпивку и закуску, быстро опьянел. Я впервые видел его поддатым. Куда делись сдержанность и хорошие манеры!.. Он стал багровым, как слесарь-сантехник нашего ЖЭКа, и язык у него развязался.

– А ты знаешь, кто жил в твоем подъезде? – запивая глоток спирта несметным количеством кваса, спросил он.

– Кто?

– Вельдман. Самый крупный каменщик в Москве.

– Я видел его в Магадане. Он там работает.

– Работает! – пьяно захохотал мой гость. – Он приисковым песочком торгует. Я помогал ему в некоторых делах. У него были два редчайших камня. Многокаратники голландской работы. Он их в войну на консервы выменял. Я их держал в руках. А один – даже после того, как его посадили.

И окосевший Женя поведал, как по просьбе жены одного расстрелянного замминистра МГБ, кстати грузина, иногда перепродавал бриллианты и среди прочих камней увидел камень моего соседа Вельдмана.

– А ты не ошибся? – спросил я.

Он посмотрел на меня так, как ротный старшина-сверхсрочник на солдата-первогодка. И я понял, что такой человек не ошибается.

Кто был этот грузин, генерал МГБ, я догадался сразу – Сергей Гоглидзе.

Мы жили в странное время. Одни в сталинские годы делали блистательную и быструю карьеру. Другие шли на всяческие ухищрения, чтобы остаться на низовой работе. В тени больше шансов спокойно жить в своей коммуналке, а не уехать в лагеря.

Но кое-кто, сделав карьеру, к грядущей посадке готовился заранее.

В те, проклятые моими коллегами, годы чиновникам не нужно было брать взятки. Министр получал оклад 7 тысяч рублей и так называемый пакет. Сумму, не облагаемую налогом и не учитываемую в партвзносах. Деньги по тем временам бешеные – 20 тысяч рублей.

Соответственно замы, начальники главков получали меньше, но тоже очень много. Не надо забывать о кремлевском пайке, медобслуживании, казенных дачах, машинах и бесплатных путевках в самые лучшие санатории.

Так что денег у номенклатуры было достаточно, чтобы бегать по антикварным комиссионкам. И вот квартиры некоторых руководителей заполняли дорогая посуда, фарфор, живопись. И конечно, разнообразные ювелирные изделия. Для многих это были красивые вещи, для других – просто кольца, браслеты, серьги. Это была надежда на будущее. Мало ли что может случиться в непонятное сталинское время.

Ювелирку умные люди дома не хранили. У родственников или в никому не ведомых коммуналках снималась комната якобы для племянницы-студентки, там и прятались сундучки с ценностями.

Конечно, лучше всего представляли свое будущее жены генералов МГБ. Когда в 1953-м начались аресты по делу Лаврентия Берия, оказалось, что его зам, генерал-полковник Гоглидзе, прописан не в той квартире, где жили его жена Евлалия Федоровна и дочь, а совершенно в другом месте. Более того, жена пояснила следователю, что уже несколько лет они практически в разводе и поэтому живут на разных квартирах.

Не знаю, помогло бы это в лихие сталинские времена, но в 1953 подобное объяснение следствие приняло.

Судьбу невозможно предсказать. Как оказалось, для мадам Гоглидзе было бы лучше потерять все припрятанные ценности.

Двадцать девятого октября 1984 года на даче в Малаховке были обнаружены трупы двух пожилых женщин – Евлалии Федоровны Гоглидзе и ее дочери. На место преступления выехала опергруппа ГУВД Мособлисполкома, возглавляемая заместителем начальника уголовного розыска полковником А. Бутырских.

При осмотре дачи сыщики определили, что лихие люди проникли в дом через форточку, хозяек убили кирпичом, оставленным на месте преступления.

В доме практически ничего не тронули. На стенах висели работы голландских мастеров, любая из этих картин могла обеспечить налетчиков на долгие годы. Не взяли убийцы и дорогой фарфор и серебро.

По показаниям одной из домработниц, похищен был только чемоданчик с ценностями. Тем же днем вторая домработница, женщина цветущего возраста, не выдержав перекрестного допроса, «раскололась» и показала, что о чемоданчике с ценностями поведала своему любовнику, 32-летнему Апухтину, местному приблатненному.

Сыщики немедленно выехали на квартиру плейбоя и обнаружили там весьма интересную ювелирку.

Опера нарисовали Апухтину леденящую душу картину, как его будут расстреливать в спецкамере за двойное убийство, и тот, перепугавшись, согласился сотрудничать со следствием.

Интересную историю о несметных богатствах семьи Гоглидзе Апухтин, оказывается, рассказал своему дружку, известному вору-домушнику Крекшину, кстати находившемуся во всесоюзном розыске после ограбления богатой квартиры в Ленинграде.

Надо сказать, что Крекшин был не обычный вор. Он окончил Историко-архивный институт, увлекался историей искусств, особенно работами о ювелирных раритетах. Свое увлечение он умело использовал в основной работе. Выясняя владельцев изделий Фаберже или Грачева, наносил им в квартиры неожиданные визиты.

Вполне естественно, что ценности покойного генерал-полковника Гоглидзе весьма заинтересовали Крекшина. Тем более что ему нужно было провернуть крупное дело, чтобы «залечь на дно», отсидеться.

Крекшин не был «мокрушником», и убийство в Малаховке было трагическим стечением обстоятельств: его подельник Апухтин подставил Крекшина, сказав, что на даче никого не будет.

Опера прекрасно знали, что Крекшин «партизанит» – в те годы люди, объявленные во всесоюзный розыск, по улицам в открытую, как сегодня, не ходили. Подняли агентурные сообщения и выяснили, что у Крекшина была любовница, с которой он поддерживал отношения много лет. Ее установили очень быстро. Поставили наружку.

И 1 ноября, через два дня после убийства, Крекшина арестовали в одном из загородных ресторанов. Не помогли ни борода, ни темные очки.

Он сидел за столом с дамой, усыпанной бриллиантами, как новогодняя елка игрушками. Забыв пророческие слова из блатной песни: «Ах, какой же я дурак, надел ворованный пиджак», – он нанизал на палец дорогой перстень старинной работы и напялил золотые часы.

Брали его тихо. Подошли два оперативника, сели, естественно без приглашения, за стол и сказали:

– Рассчитывайся и поедем с нами.

Когда у Крекшина изъяли ценности, была создана экспертная комиссия из лучших специалистов.

По заключению экспертов-гемологов, ювелирные изделия и камни из чемоданчика Гоглидзе оценивались под миллион еще крепких советских рублей.

Вполне естественно, что опергруппа все изъятое по описи сдала кому положено. А вот к кому попали они теперь, я не знаю. Возможно, нашлись наследники, возможно, все пошло в доход государства. А возможно, они прилипли к рукам тех представителей высоких инстанций, которые держали это дело на контроле.