ВЛАДИМИР КЛИПЕЛЬ - УЛЫБКА ДЖУГДЖУРА

– Придется так, – подумав, сказал Кочкин, – на одной лодке в Нелькан и завтра привезти оттуда новый мотор. Другого выхода не вижу…

– Вот и поезжайте, вам завтра на работу, а мы с Алешкой на косе переночуем, – предложил я. Мне даже не хотелось уезжать с реки, так здесь приглянулось.

Нам оставили палатку, карабин (вдруг медведь набредет!), беспомощную лодку, и Лысенков с Кочкиным умчались, пообещав подъехать на другой день.

Как тихо, как славно на реке вечером! Коса длинная, в километр из конца в конец, и широкая. За нею узкая полоса высоких зарослей чозении и дальше крутобокая сопка с осыпями и сосняком. Перед зарослями – залом, громоздится сбитый в баррикады плавник, белеют там огромные стволы тополей, и прочего валежника набито так, что не выдернуть и палки. Я отправился туда за кольями для палатки. Таинственно темнели провалы в зарослях, дремала листва, не колеблемая и малейшим ветром. Пламенел закат, и пепельные краски ночи теснили его к горизонту, а под их покровом зажигались первые робкие звезды.

Мы долго сидели в этот вечер у костра, наслаждаясь игрой огненных языков. Всплескивала рыба в реке, охотясь на молодь, теснившуюся к берегу, на мелководье. Незримые замысловатые петли рисовали в воздухе летучие мыши. Словно кидаемые вверх-вниз, кувыркались они над водой во множестве, мелькая темными перепончатыми крыльями. Видимо, гнездились они высоко в скалах, а к реке спускались на кормежку, за насекомыми, сменив на время вездесущих ласточек.

Положив под бок карабин и обняв его одной рукой, как некогда во фронтовой обстановке, я уснул так крепко и беспечно, что любой медведь мог прийти и похозяйничать в палатке, не разбудив меня. Признаю, что это могло кончиться плохо, но не кончилось, и ладно.

Наверное, у медведей нынче много было иной ягоды, кроме охты и черемухи, может, шастал зверь по тайге, и время выходить на реку ему еще не пришло, но медведя на Мае мы так и не увидели. А ведь бывает, что он кормится на свидине – белой, с оттенком синевы ягоде, и тогда по речке его увидеть можно часто.

Разбудило нас солнышко – яркое и большое. Оно заглянуло к нам через прореху в палатке. Тишиной и покоем встретил нас новый день. Какое множество дел можно успеть переделать, если разумно использовать отпущенное человеку время! Жаль, что дела-то у нас и не было. Мы жгли костер, ели, бродили по косе и зарослям, я принимался рисовать, а день едва набирал силы и только подходил где-то к своему зениту. Кучились над сопками белые облака, куда-то тихо плыли, должно быть, к морю (здесь, за хребтом Джугджура, погоду определяло сухое жаркое дыхание Якутии), постепенно растворялись в синеве небес. Всеми оттенками перламутра играла речная гладь.

Часов в пять показалась на реке черная точка, донеслось гудение мотора. За нами приехали. Кочкин сказал, что видел на заломе лодку, и мы решили ее посмотреть, авось подойдет для нас, когда поплывем к Аиму. Залом этот находился на левом берегу, неподалеку от устья Маймакана, в приметном месте.

Мы остановились, вылезли и пошли к залому. Лодку занесло на самый верх, видно, тащило ее в самую большую воду. Была она весельная, довольно хорошо сохранившаяся. К ней стоило приложить руки, кое-где законопатить, и она могла сослужить нам службу. Так я и решил: если ничего подходящего не найду в Нелькане, то займусь ею. С этим и пошел к берегу и тут увидел следы – четкий отпечаток в глине широкой медвежьей лапы. Судя по тому, как глубоко вдавилась пятка, можно было судить, что зверь был грузный…

С Т Р А Н И Ц А О Т С У Т С Т В У Е Т

…мяса дичины, кто рыбы или ягод, а сейчас и картошки свежей. Везут не только для своего ребенка, а для всех, и сдают это подспорье на кухню.

Ребята не скучают, здесь есть место для игр, для рыбалки, есть поблизости грибные и ягодные угодья, и сбор дикоросов превращают в увлекательные прогулки.

В столовой, куда мы вернулись, на стене висел план на последнюю неделю, и здесь было расписано, как провести день закрытия лагеря – 15 августа. Планировался там и костер.

Алла Тимофеевна постаралась, и нам подали жаркое из свежей картошки и сохатины, а также уху и чай – все, чем потчевали в этот день своих питомцев. Все было вкусно, и мы не обошли своим вниманием ни уху, ни жаркое.

Был одиннадцатый час ночи, когда мы подъезжали к Нелькану, сияли над поселком электрические огни и зыбко отражались, дробясь, в речных струях. Спорили с огнями крупные яркие звезды, густо усеявшие небосклон над темной хребтиной сопки.

Отправляясь в поездку по Мае, я несколько опасался ее бурных перекатов, строптивого характера, мне говорили, что на ней можно легко затеряться в многочисленных протоках, но эта поездка на рыбалку за девяносто километров убедила меня, что переход мне по силам. Теперь дело за одним – достать подходящую лодку.

Выход нашелся совершенно неожиданно. Мы ходили по берегу и отыскивали лесничего: начальник Аянского лесхоза заверил нас, что у лесника есть лодка, которую можно взять, так как она отслужила свой срок. И вдруг встречаюсь с Ткаченко – начальником комбината бытовых предприятий.

– Ну как? Куда нацелились? – спрашивает.

– Нацелился далеко, на Аим, да не на чем ехать, – отвечаю. В марте Ткаченко обещал свозить меня на рыбалку до Ципанды, но я об этом не намекаю, хотя чувствую, что он своих слов не забыл. Однако на плечах у него немалая забота, не всегда для прогулок есть время, я это отлично понимаю.

– Лодку могу вам предложить. Есть у меня завалящая, но для вас подойдет. Она у меня на Кукутуне была для сенокосчиков, а потом ее наши пожарники для своих нужд под мотор приспособили. Пошли, сейчас узнаем, где она есть.

В конторе он поднял трубку телефона, вызвал пожарную команду:

– Вы у меня на Кукутуне лодку взяли год назад. Где она, мне она срочно потребовалась.

Ему отвечали, что ее нет, вроде бы даже ее утопили.

– Как утопили? В таком случае я вам пришлю на нее счет и заставлю уплатить ее стоимость. Лодка не моя, а конторы коммунальных предприятий. Потрудитесь ее сейчас же отыскать.

Он почесал в затылке и вдруг поднялся:

– Пошли на берег. По-моему, она у них где-то на берегу.

Лодка стояла у берега на привязи. Деревянная замызганная соляркой и маслом плоскодонка, с залитым гудроном днищем.

– Вот, берите ее и поезжайте, – сказал Ткаченко. – В Аиме можете ее бросить. Лодка крепкая, я ее сам делал, надежная…

Мне оставалось только поблагодарить Николая Евдокимовича. Хоть по форме лодка и напоминала скорее корыто, но дареному коню в зубы не смотрят, я это давно усвоил.

С большим трудом мы с Алешкой выволокли лодку на камни, предварительно отлив из нее воду. Она была тяжела, как утюг, и неповоротлива, но на плаву держалась и не текла. Алешка занялся приведением ее в порядок, начал протирку бортов бензином, иначе мы в первый же час извозились бы, как кочегары. Потом он настелил дощечек, чтобы было на чем сидеть. Потом пошли тесать весла, закупать продукты.