Николай Афанасьев - Фронт без тыла

Он встретил меня, как обычно, по-дружески, и, хоть я и ломал себе вначале голову над тем, для чего мог понадобиться комбригу, разговор начался легко и просто. Должен заметить, что в штабе бригады вообще всегда существовала атмосфера удивительной доброжелательности. Здесь никогда и не пахло чинушеством, начальничеством; здесь старший по должности всегда был старшим твоим товарищем, но не «высшим чином», перед которым надо «трепетать»; пришедшие сюда люди чувствовали интерес к себе и к своему мнению, чувствовали к себе уважение. Словом, это был штаб Васильева — по моему понятию, образцовое руководящее звено. В этом смысле для меня он до сих пор остается одним из лучших примеров, хоть повидать на своем веку пришлось мне немало.

Итак, мы беседовали, но по всему было видно, что Васильев не торопится пока перейти к главному. Он расспрашивал о делах в полку, рассказывал о какой-то недавней боевой операции, проведенной, кажется, полком Рачкова, конечно же, о том, как идут бои с карателями, о чем-то еще мы говорили. Но я понимал, конечно, что нахожусь здесь неспроста. Наконец я не выдержал:

— Зачем вызывал-то, Николай Григорьевич? Не томи…

— Ну, поговорить хотел… — улыбнулся Васильев. А потом сказал уже серьезно: — Есть у меня к тебе дело. Только скажи прежде: кто может в полку тебя заменить? Мы тут советовались, но единого мнения пока нет. Как думаешь, Степанов справится?

Много лет прошло с той поры, и я не могу уже, конечно, вспомнить этот разговор дословно. И возможно, читателю покажется странным, что я разволновался. Но я просто похолодел. Я подумал почему-то, что меня снимают. Но за что?

Я смотрел на свои лежащие на столе руки, чувствовал, что изменился в лице, и не находил сил хоть что-нибудь сказать. Видимо, Васильев почувствовал мое состояние. Он рассмеялся:

— Ну-ну… Ты о чем подумал-то? С чего бы это вдруг мы на тебя нападать стали? Или есть за что?

Мне стало легче, и я вымученно улыбнулся. А комбриг продолжал:

— Хочу тебя, Николай Иванович, забрать в штаб. Как ты на это смотришь? Только скажи сначала все-таки о Степанове. Но объективно, принципиально. И без неопределенностей.

Я не мог дать Михаилу Викторовичу плохой характеристики. Точно так же, как не мог говорить о нем расплывчато. Всеми своими делами он заслуживал только добрых слов, причем это было не только мое мнение — любой, наверное, в нашем полку думал так же.

Я говорил долго. О том, как Степанов работает, о том, какой у него характер, об уважении к нему в полку, о том, что он кадровый военный, а это при наличии всего остального немаловажный плюс, если говорить о его назначении на мое место.

— Есть у него, конечно, и недостатки, но кто из нас без них? Словом, лучшей замены нет, Николай Григорьевич, — заключил я.

Васильев слушал меня очень внимательно. Когда я закончил, некоторое время молчал, а потом сказал:

— Стало быть, так, наверное, и решим. А теперь слушай…

Примерно за неделю до нашего разговора в крае было начато строительство линий оборонительных сооружений. Работая над этой книгой, я нашел в одном из архивных документов точную дату — 9 августа: «…командование 2-й партизанской бригады принимает решение создать укрепленный рубеж на участке Серболово, Починок, используя водную преграду р. Полнеть…» [58] ЛПА, ф. 0-116, оп. 9, д. 268, л. 55. И это был не единственный участок, работы начались и на Шелони, и в других местах. По замыслу Васильева, создание линий оборонительных сооружений должно было позволить нам вести бои меньшей кровью, сохранить жизни и партизан, и мирного населения края, сдерживая рвущихся на нашу территорию со всех сторон карателей. На этот раз нам было явно не уйти и от позиционных боев, значит, к ним следовало серьезно готовиться.

В первые дни строительством оборонительных линий руководил Леонид Васильевич Цинченко, временно отозванный из своего полка. [59] Л. В. Цинченко в описываемое время командовал 2-м полком нашей бригады.

Васильев знал, что в финскую войну я был начальником инженерной службы стрелкового полка и поэтому обладал тем опытом, который сейчас стал необходим. С моим приходом в штаб бригады я должен был первое время заниматься именно строительством оборонительных сооружений.

Я понимал, что отказываться от предложения комбрига нельзя: важность начатого дела совершенно очевидна, его обязательно надо довести до конца, и при этом не просто абы как нарыть окопов, а провести серьезные инженерные работы. Об их масштабе свидетельствуют хотя бы такие цифры: только на линиях оборонительных сооружений, создаваемых на реке Шелони, помимо многочисленных окопов и ячеек охранения предстояло построить 39 огневых точек: 10 одноамбразурных, 14 двухамбразурных, 13 трехамбразурных и 2 четырехамбразурные. Все это требовало опыта и знаний, я обладал ими, значит, отказываться не имел права. Но ведь за прошедшее время я стал боевым командиром! Мне совсем не хотелось идти в тыл, пусть даже на работу особой важности. А мой полк? Я не мог уже даже в мыслях допустить, что когда-то с ним расстанусь. Что же делать?

Короче говоря, я вымучил в конце концов такое предложение: из полка меня отзывают временно, для выполнения задания штаба бригады. Обязанности командира временно исполняет Степанов. Ну, а дальше видно будет. Я пытался хоть как-то выиграть время, Васильеву же мое предложение понравилось потому, что он мог, ничем практически не рискуя, проверить свой выбор. На том и порешили.

Вместе с адъютантом, все тем же незаменимым Цветковым, имея на руках полученную в штабе схему оборонительных линий, я выехал на место. Времени в моем распоряжении было очень мало. Даже небольшой крюк в 14 километров, чтобы побывать в своем полку, я сделать не мог. В полк полетела радиограмма, а мы с Цветковым, проскакав по лесным дорогам километров пятнадцать, побывав по пути у председателя Дедовичской оргтройки А. Г. Поруценко в Круглово и договорившись с ним о взаимодействии, буквально едва сойдя с лошадей, включились в работу.

Почти трое суток ушло только на знакомство с сооружаемыми линиями укреплений. Я старался получить детальное представление о каждом даже самом малом участке, осмотрел каждую строящуюся огневую точку, каждый окоп, каждую ячейку охранения. По ходу дела рождались все новые и новые идеи. Например, несколько огневых точек, строительство которых было уже начато, я решил превратить в ложные, выбрав для настоящих более удобные места. Кое-где пришлось скорректировать задачи, поставленные перед работавшими на строительстве колхозниками, не имевшими, конечно, представления о том, как строят доты и дзоты: они умели пахать землю, умели срубить прекрасную избу, но таким делом, как теперь, занимались впервые. Подъем или углубление, расширение или переделка амбразур, усиление настилов, укрепление стен, расчистка секторов обстрела, тщательная маскировка огневых точек, обеспечение длительной их жизнестойкости… Все это требовало уймы времени, для сна оставалось его очень мало.