Джерри Хопкинс - Никто не выйдет отсюда живым

В самом деле, все дела шли так хорошо, что Джим больше не пил от скуки. Как в юности, он пил до одури. Он пил, чтобы напиться пьяным.

Однажды он явился в магазин к Памеле, горланя что есть мочи “Человека чёрного хода”, в компании двух собутыльников, с которыми он только что познакомился, взглянул на Денни, который помогал в магазине Джуди, сестре Памелы.

Продай молодым людям что-нибудь из одежды, – невнятно произнёс он и повернулся к покупателям. – Что бы вы хотели? У нас много прекрасных тканей и несколько превосходных готовых изделий, разработанных нашей собственной фабрикой пигмеев в Швейцарии. Можете быть уверены, что их умелые руки и зоркие глаза создают великолепную продукцию.

Вдруг он рухнул на стул, голова свесилась на грудь. Голос превратился в храп.

Когда Джим проснулся, пришли его друзья, и с ними старшая сестра Денни. Денни представил её.

Это твоя сестра? – спросил Джим. – Ты никогда не говорил, что у тебя есть такая сестра. Урррр-а-а! Посмотрите на эти сиськи!

В этот момент в магазин вошла замужняя женщина лет пятидесяти, с хорошей фигурой. Решив, что замечание Джима относилось к ней, она бросилась на него со своей дамской сумочкой и стала гонять его вокруг прилавка с ювелирными изделиями, и отстала от него только после того, как дала ему две или три затрещины.

О Господи, – вздохнул Джим после инцидента. – У меня не было подобной тренировки с тех пор, как отец гонял меня бейсбольной битой по кухне.

В другой раз Джим завалился в магазин, врезался в одежную вешалку, повалил её и сам рухнул на рубашки. В этот раз здесь оказалась Памела и, конечно, она разозлилась:

О Господи Иисусе, чёрт, Христе! Он пьян! Чёрт тебя побери, Джим Моррисон, сукин ты сын!

Пьян? – сказал Джим, медленно поднимаясь и невинно улыбаясь. – Нет, мадам. Я споткнулся. Это было случайно.

Затем в магазин зашёл Бэйб и увёл Джима пьянствовать в “Palms”.

Той же ночью в “Chateau Marmont” Джим проделал акт Тарзана. Он залез на крышу и попытался влезть в окно своей комнаты с водосточной трубы. “Единственное, почему он не разбился, – говорит Бэйб, – он упал на крышу сарая, который примыкал к задней стене его коттеджа. Это нужно было видеть, парень”.

Джим пил всё подряд: джин – виски вчера, виски и напоследок стакан пива сегодня, “Black Russians” завтра, “Singapore Slings” или какой-нибудь другой тропический фруктовый напиток, когда бывал голоден. Только результат был один и тот же: полное опьянение.

Здоровье у него было не в порядке. От случайных сигарет, подаренных ему на концерте, он доходил до трёх пачек “Marlboro” в день. У него был резкий кашель. Однажды, как он рассказывал Робби, кашель с кровью.

Его голос ещё сохранял свою грубоватую хриплую сексуальность, но был непоправимо испорчен. Джек Холзман, услышав первые рабочие записи “Лос-Анджелесской Женщины”, подумал: ”Я слушаю последний альбом Джима-вокалиста”.

Он пил, и весил 80 кг – на 18 кг больше, чем в то время, когда первые рекламные фотографии подчёркивали его гибкое тело. Ел он плохо, поглощая большое количество калорий с алкоголем. Теперь у него было обрюзгшее тело пьяницы.

В декабре бросил пить Майкл МакКлюр, и он написал об этом Джиму, предложив ему попробовать сделать то же самое. Джим так и не ответил. Когда он пригласил на ланч Майкла и его помощницу Сильвию Романо, Сильвия объяснила правила игры:

Я думаю, – сказала она, – мы все согласимся с тем, что, независимо от того, сколько нам лет на самом деле, внутри, глубоко внутри, мы чувствуем определённый возраст и думаем, что все люди видят нас именно такими.

Майкл сказал, что он никогда не был старше одиннадцати.

Сильвия призналась, что в душе она всегда считала себя девятнадцатилетней.

Джим, которому всего несколько недель назад исполнилось двадцать семь, мрачно заметил, что он чувствовал себя на сорок семь.

На первой неделе января 1971-го года Джим как-то сидел у себя за столом, читая “Rolling Stone”. Он с удивлением обнаружил, что одному из ведущих критиков журнала понравился последний альбом “Doors”, “13”.

Этажом ниже остальные “Doors” продолжали запись. Вместе с ними в студии находились также басист Элвиса Пресли Джерри Шефф и ритм-гитарист Марк Бенно. Джим убивал время, ожидая сигнала, что всё готово для записи вокала. В качестве вокальной будки он собиралсяиспользовать крошечную ванную комнату. На большинстве песен Джим пел живьём вместе с остальными. Всё шло легко. Через десять дней всё уже было положено на плёнку, и только в двух из девяти песен (десятой была “Л’Америка”, записанная несколько месяцев назад для “Забриски Пойнт”) вокал Джима накладывали отдельным дублем.

Материал был хорош и разнообразен, предоставляя всем членам группы равную возможность проявить себя. Джим решил спеть один из блюзов Джона Ли Хукера, песню из раннего репертуара “Doors” “Ползущая королевская змея”. В другом – новом – блюзе “Машины шипят мимо моего окна” Робби ввёл характерную гитарную линию в стиле Джимми Рида, а Джим заимствовал вокал из чёрных блюзов, и в конце песни создал голосом вполне приличное впечатление блюзовой гитары. Странное чувство юмора Рэя проявилось в середине “Гиацинтового дома”. После того, как Джим спел абсурдную строчку “Я вижу, в ванной комнате светло”, Рэй сыграл мелодическую фразу из Шопена, известную как “До конца времени ”. “Едущие в грозу” получились песней чистой и яркой, мрачной и полной надежды. “ Люби её безумно”, песня Робби, которая выйдет на их первом сингле ровно через год, оказалась праздничной и карнавальной, напоминающей более ранних, более неопытных, но и чрезвычайно коммерческих “Doors”.

Стихи Джима снова стали лучше, особенно в длинных песнях – “Лос-Анджелесской Женщине ”, “Едущих в грозу” и в долго писавшейся “The Wasp”:

Негры в лесу,

С ярко раскрашенными перьями;

Говорят:

“ Забудь ночь.

Живи с нами в лесах

Лазурных. Вне

Этого места

Нет звёзд; вне

Этого места

Мы окаменели – незапятнанные”.

И потом, в той же песне: “Я скажу тебе это: нет такой награды, что восполнит нам потерю рассвета ”.

Каждая из этих песен показывала всё возрастающее желание Джима сбежать, исчезнуть.

Джим заявлял, что Mr. Mojo Rising’ в “Лос-Анджелесской Женщине” был не только анаграммой его имени, но и именем, которое он будет использовать для контактов с офисом после того, как “уедет в Африку”. Никто не воспринял это всерьёз.

“ Так долго был в депрессии” имело своим заглавием и припевом: “так чертовски долго был в депрессии, / Что это казалось мне весельем” из книги Ричарда Фаринья с примерно таким же заголовком и содержало в себе немного мужского шовинизма:

Я сказал: Baby, baby, baby,

Не падёшь ли ты на колени?