Максим Макарычев - Фидель Кастро

В те дни, когда в отряде гостили Франк Паис и его товарищи, произошло еще одно примечательное событие. В конце января Фидель Кастро отправил в Гавану одного из своих самых преданных соратников Фаустино Переса найти охочего до сенсации, пользующегося авторитетом журналиста какой–нибудь североамериканской газеты. Фаустино Перес обратился к Руби Харт Филипс, собственному корреспонденту «Нью–Йорк таймс». Она немедленно телеграфировала в США, что на контакт с ней вышли представители Фиделя Кастро, о котором все слышали, но которого мало кто видел. Руководство газеты тотчас командировало в Гавану своего военного обозревателя – Герберта Мэтьюза. Доставка Мэтьюза в горы напоминала сюжет шпионского фильма. Его сначала повозили по стране в компании с женой, а затем под видом состоятельного американца привезли в город Мансанильо, откуда он должен был отправиться в предгорья Сьерра–Маэстра, чтобы, по легенде, присмотреть себе для покупки одну из рисовых плантаций. Там повстанцы пять часов ночью водили журналиста по горным тропам, а на самом деле «наматывали круги» в одном районе, чтобы создать у того представление о многочисленности и солидности «армии Фиделя». И каждый раз на пути проводников и американца возникали «часовые», которых изображали бойцы отряда. На самом деле повстанцы умело разыгрывали сценку с переодеванием, передавая друг другу единственную на тот момент в отряде не потрепанную гимнастерку. Мэтьюз купился на этот трюк, подумав, что у Кастро большая, боеспособная, а главное, вышколенная армия. Уставшие путники наконец–то дошли до большой палатки, где их ждал Фидель. Бойцы вытянулись по струнке, а команданте заявил опешившему от массы впечатлений журналисту, что это его штаб.

Это сегодня политический пиар изучают в вузах и об этом написаны целые пособия. Но разве можно оценить срежиссированную и несколько «театральную доставку» в лагерь повстанцев журналиста влиятельной североамериканской газеты иначе, чем образцовую рекламную акцию? Пораженный увиденным, Мэтьюз раструбил на весь мир о «грозном отряде Фиделя», в котором, на самом деле, не было достаточного количества обмундирования и вооружения. В этом проявилась еще одна черта Фиделя Кастро – умение выжать из минимума максимум выгоды, обратив обстоятельства в свою пользу.

Фидель в деталях рассказал журналисту о том, что происходило с его отрядом два последних месяца, с тех пор как бойцы в начале декабря высадились с «Гранмы». Мэтьюз, приехавший на встречу с маленьким фотоаппаратом и сделавший несколько снимков, записал в своем блокноте: «Мне кажется, что он непобедим». Рассказал Кастро и о том, что батистовская армия разоряет и сжигает дома крестьян, о том, что повстанцы отпускают пленных, оказав медицинскую помощь тем, кто ранен. Фиделю понравилось то, что американец не задает лишних и провокационных вопросов и, похоже, действительно симпатизирует повстанцам. Чуть более трех часов продолжалась беседа команданте с журналистом. Расстались они по–дружески, и вскоре Герберт Мэтьюз благополучно вернулся в Гавану, а затем в США.

Репортажи из лагеря ^повстанцев, публиковавшиеся с 24 по 26 февраля в «Нью–Йорк таймс», произвели оглушительный эффект. Когда на Кубе появились экземпляры «Нью–Йорк таймс» с первой статьей Мэтьюза под заголовком «В гостях у кубинского повстанца», подручные Батисты не придумали ничего лучшего, чем дать распоряжение… вырезать статью из номера ножницами, перед тем как газета поступит читателям. Этот глупый запрет, как всегда бывает в подобных случаях, вызвал еще больший интерес на Кубе к Фиделю. Батиста добился противоположного эффекта.

Две следующие статьи дошли до кубинских читателей уже в полном объеме. Диктатор потерпел сокрушительное моральное поражение. В статье американца Батиста представал в крайне неблагоприятном свете. «Судя по всему, у генерала Батисты нет оснований надеяться подавить восстание Кастро. Он может рассчитывать только на то, что одна из колонн солдат невзначай набредет на юного вождя и его штаб и уничтожит их, но это вряд ли случится…» – писал Герберт Мэтьюз.

Но даже не мысль о бесплодности усилий армии Батисты вселяла уверенность в людей, симпатизировавших Фиделю. Кубинцам было достаточно убедиться, что он полон сил и энергии для продолжения борьбы. А главное – жив.

Третий материал, который был проиллюстрирован фотографией, на которой журналист стоял рядом с Фиделем, а также факсимиле Кастро, окончательно убедил читателей в том, что публикация беседы с Фиделем Кастро не фальшивка, как пытались представить ее некоторые члены батистов–ского правительства. (Позже, после победы революции на Кубе Герберт Мэтьюз пострадал за «правду о Фиделе». Его затаскали в ФБР, в различные комиссии сената, пытаясь выявить связь с повстанцами.)

Люди, которые знали Фиделя Кастро, увидев его партизанскую фотографию, заметили, как возмужал этот молодой человек. Фидель, не брившийся, как и его товарищи, с момента высадки с «Гранмы», успел отрастить бороду. Она «скрыла» сильно молодивший его узкий подбородок. Теперь Кастро выглядел как настоящий воин, высокий, могучий, уверенный в своих силах «барбудо».

Существует версия, что бойцы фиделевского отряда, все как один начавшие отращивать бороду, сделали ее чем–то вроде отличительного знака, чтобы узнавать друг друга в бою с неприятелем. Тем более что батистовцы часто нападали на крестьян, выдавая себя за отряд Фиделя. А вот что сам он говорил, с присущей ему иронией, по поводу своей легендарной бороды:

«История бороды очень простая: она росла сама по себе в тех сложных условиях, в которых мы жили в течение всей партизанской войны. У нас не было бритв, чтобы бриться. Когда мы жили в горах, у всех повырастали бороды и усы, и в итоге это превратилось в какой–то способ идентификации. Для крестьян, для всех и для журналистов мы были „барбудос“ – „бородачами“. В то же время в этом была и позитивная сторона: чтобы подготовить шпиона, им надо было его не брить как минимум шесть месяцев, иначе его легко было бы расшифровать. Борода служила символом идентификации и защиты, даже потом трансформировалась в символ партизанских войн. Позже, после победы революции, мы сохранили бороду как свой символ».

У Фиделя есть даже свое философское обоснование полезности и практичности бороды: «К тому же превосходство бороды было в том, что мне не надо было бриться каждый день. Если вы тратите 15 минут на бритье каждый день, у вас уходит на это 5500 минут в год, получается примерно 10 дней. Это означает, что если не бриться, то эти 10 дней можно потратить на что–то более нужное, например, на работу, на лекции, на спорт или на что хотите.