Ю. Томашевский - Вспоминая Михаила Зощенко

Я тоже встал в эту недлинную очередь, чтобы последний раз посмотреть в лицо M. M. и приложиться к его холодному лбу.

И тут, когда все вокруг уже двигалось и шумело, когда швейцары и гардеробщики начали выносить венки — над гробом выступил-таки читатель. Почти никто не слыхал его. Я стоял рядом и кое-что расслышал.

Пожилой еврей. Вероятно, накануне вечером и ночью готовил он свою речь, думая, что произнесет ее громогласно, перед лицом огромного скопища людей. А говорить ему пришлось — почти наедине с тем, к кому обращены были его слова!

— Дорогой M. M. С юных лет вы были моим любимым писателем. Вы не только смешили, вы учили нас жить… Примите же мой низкий поклон и самую горячую, сердечную благодарность. Думаю, что говорю это не только от себя, но и от лица миллиона ваших читателей.

Тут же, в этой шумной суете, подошел ко мне незнакомый, очень высокий человек и сказал:

— Пятьдесят лет я знал Мишу. Вместе в 8-й гимназии учились.

Хоронили Михаила Михайловича — в Сестрорецке. Хлопотали о Литераторских мостках — не разрешили.

Ехали мы в автобусе погребальной конторы. Впереди меня сидел Леонтий Раковский. Всю дорогу он шутил с какими-то дамочками, громко смеялся. Заметив, вероятно, мой брезгливый взгляд, он резко повернулся ко мне и сказал:

— Вы, по-видимому, осуждаете меня, А. И. Напрасно. Ей-богу, M. M. был человек веселый, он очень любил женщин. И он бы меня не осудил.

И этой растленной личности поручили «открыть траурный митинг» — у могилы. Сказал он нечто в этом же духе — о том, какой веселый человек был Зощенко, как он любил женщин, цветы и т. д.

Следующим выступил с большой речью — Н. Ф. Григорьев. Он рассказал собравшимся о том, какой Зощенко был интересный, своеобразный писатель. Осмелев, Н. Ф. сообщил даже, что ему «посчастливилось работать с M. M.». Все решили, что Зощенко редактировал Григорьева. Оказывается, наоборот — Григорьев, будучи редактором «Костра», редактировал рассказ Зощенко.

— Работать было легко и приятно. С молодыми иной раз бывает труднее работать.

Стиль был выдержан до конца.

По просьбе кого-то Григорьев соврал, сказав, что хоронят M. M. в Сестрорецке — по просьбе родственников.

На кладбище приехало много народа, пожалуй, больше, чем на панихиду. Из москвичей я узнал Д. Д. Шостаковича, Ю. Нагибина.

Не раз в этот день вспоминали мы с друзьями Конюшенную церковь, вагон для устриц и пр.

Но на кладбище хорошо: дюны, сосны, просторное небо. День был необычный для нынешнего питерского лета — солнечный, жаркий, почти знойный.

Вы пишете: «Какая это потеря для нашей литературы!» Зощенко был потерян для нашей литературы двенадцать лет назад. Он сам это понимал. Еще тогда, в 48-м году, он сказал Жене Шварцу:

«Хорошо, что это случилось сейчас, когда мне уже исполнилось пятьдесят лет и я сделал почти все, что мог сделать».

И все-таки очень горько было — и читать эти холодные казенные слова в узенькой черной рамке, и стоять у свежего холмика на кладбище, и снова ехать в город, где уже нет и не будет Михаила Михайловича.

Михаил Зощенко в воспоминаниях современников. М, Сов. писатель, 1981. С. 67–90. Далее — Воспоминания (с указанием страниц).

Воспоминания. С. 13–66.

Горький М. Группа «Серапионовы братья» // Лит. наследство. М. Горький и советские писатели: Неизданная переписка. М., 1963. Т. 70. С. 561.

На русский язык переведен его роман «До свидания, Париж» (М., 1965).

Впрочем, через день или два (2 сентября 1919 года — дата в рукописи) он все же принес в Студию небольшой реферат «Поэзия Надсона». Впоследствии, в 1924 году, он написал другую пародию на меня («Чуковский о Пильняке» — тоже уморительно смешную). Одна из рукописей у меня сохранилась.

Зощенко M. Перед восходом солнца // Октябрь. 1943 № 6. С. 86–87.

Я вспомнил это восклицание Зощенко, когда впоследствии прочитал у него: «Я комиссар и занимаю вполне прелестный пост»; «Вздравствуйте, — говорю, — батюшка отец Сергий. Вполне прелестный день»; «А в животе прелестно — самогоном поигрывает».

Упоминание о ней сохранилось в стихотворении Ал. Блока, обращенном ко мне:

Мы из лавки Дома искусства

На Дворцовую площадь шли…

Форш О. Сумасшедший корабль. Л., 1931.

Горький и советские писатели: Неизданная переписка // Лит. наследство. Т. 70. С. 378, 490 и др.

Там же. С. 163.

Там же. С. 159.

Там же. С. 159, 165.

Горький и советские писатели: Неизданная переписка // Лит. наследство. Т. 70. С. 163.

Пантелеев Л. Избранное. Л., 1967. С. 463.

См. кн.: Зощенко М. Мастера современной литературы. Л., 1928. С. 51–92.

См. его шуточную автобиографию в «Литературных записках» (1922. № 3. С. 28–29).

См. рассказ «Происшествие». (Слова едет, едут подчеркнуты мною. — К. Ч.)

Горький и советские писатели: Неизданная переписка // Лит. наследство. Т. 70. С. 162.

Зощенко М. Перед восходом солнца // Октябрь. 1943. № 6. С. 86.

Существуют такие номера «Бегемота», в которых буквально на каждой странице ощущается присутствие Зощенко.

Звезда. 1930. № 3. С. 217.

См., например, журнальный отчет о диспуте, посвященном его сочинениям: «Чей писатель Михаил Зощенко?» (Звезда. 1930. М» 3. С. 206–219).

Зощенко М. Перед восходом солнца // Октябрь. 1943. № 6. С. 89.

Зощенко М. Перед восходом солнца // Октябрь. 1943. № 6. С. 60–61.

Там же. С. 85.

Там же. С. 89.

Зощенко М. Перед восходом солнца. С. 59–60.

В главе «С двух до пяти» он, например, сообщает, что этот радостный период детской жизни он провел в слезах и громких воплях. На пространстве двух страничек мы читаем: «Я плачу громче»; «Невероятный крик. Это я кричу»; «Кричу и плачу»; «С криком ужаса я убегаю»; «Я отчаянно реву»; «Ужасным голосом я кричу»; «Я проснулся. Кричу», и т. д. (Октябрь. 1943. № 8. С. 120–121).

К. И. Чуковский писал этот мемуарный очерк в первой половине 60-х годов, когда произведения M. M. Зощенко переиздавались еще крайне мало, а повесть «Перед восходом солнца» («Ключи счастья») не была напечатана до конца и в журнальном варианте. — Ред.

Воспоминания. С. 110–128.

Войдите (фр.).

Воспоминания. С. 3—12.

Воспоминания. С. 91—109.

М. Л. Слонимский.