Эндре Мурани-Ковач - Флорентийский волшебник

Он не мог разобрать ни одного слова из темпераментной, странной речи этих людей.

Чужеземцы не обратили никакого внимания на появившегося метрах в двадцати – двадцати пяти от них юношу.

Леонардо, заинтересовавшись, медленно направился к группе спорящих. Подойдя ближе, заметил, что у повозки лежит лошадь. Коренастая гнедая лошадка. Она двигала дрожащей шеей, пытаясь поднять породистую голову. Но, как ни напрягалась сама, как ни силились помочь лошади люди, встать ей не удавалось.

«Нога, что ли, сломана?» Леонардо с сочувствием глядел на мучившееся животное.

Упавшую лошадь ласково уговаривал, подбадривал юноша в красном доломане и украшенной перьями цапли шапке. Наконец, он опустился рядом с гнедой на колени и, что-то бормоча, стал поглаживать гриву лошади.

– Не поможет тут, господин, даже сам всевышний, – покачал головой пожилой мужчина с лихими усами. – Сразу две ноги сломала, несчастная. Что тут горевать? Нужно ее прикончить. Зачем ей зря маяться?

Леонардо не понимал сказанного. Но теперь, когда после возбужденных выкриков и жестов чужеземцы притихли, ему Захотелось снова услышать их необычный говор. Кто они такие? Откуда взялись?

Леонардо внятно поздоровался и остановился возле группы.

С козел ему поклонился монах в коричневой рясе и ответил на приветствие по-латыни. Усатый тоже процедил что-то.

– Как это убить гнедую? – вскочил с колен юноша в красном доломане. – Вы это нарочно, Янош, говорите, чтобы расстроить меня? Что это вы придумали!

– Я дело говорю, – жестко ответил старик. – Нужно заколоть, чтоб не мучилась, и точка.

– Заколоть гнедую? Подарок короля?

– Ну и что? Такая же лошадь, как и все прочие, – заметил усатый. – Вернее сказать, была такая. Бегать-то, господин Габор, она больше не будет. Это как пить дать.

Юноша с детским лицом смахнул слезу. И вдруг разозлился на самого себя: этак распустить нюни, да прямо при солдатах, стыд и срам! Он сжал кулаки. Но гнев его скоро потонул в горе. Он стал умолять:

– Помогите мне, Янош, спасти ее!

Усатый пожал плечами. Молодой человек обвел взглядом всех остальных, но те глядели хмуро. Всем, конечно, жалко было гнедую, да и молодого господина, так близко принявшего к сердцу случившееся, тоже. Но что поделаешь, если нет другого выхода?! Дело это конченое. Зачем убиваться. К тому же есть в запасе другая лошадь, не хуже, и не одна: еще бы, люди самого короля! И не какого-нибудь, а сына Хуняди.

И все-таки тот же Янош, возглавлявший маленький отряд и наиболее опытный из всех, умевший читать в людских сердцах, кое-что придумал для спасения лошадки.

– Этот вот белокурый великан, судя по одежде, не из простых. Похоже, господин. Может, даже доктор. Надо спросить, не знает ли он какого-нибудь бальзама, целебной травы либо заговора. А если нет, то пусть он решит, как быть.

С повозки теперь сошел монах Матэ и, коробя странным акцентом слух Леонардо, принялся переводить сказанное усатым на латынь, пояснив предварительно юному флорентинцу обстановку.

Как оказалось, это были венгры, и ехали они из далекой страны, со своей родины, из-за высоких гор, с берегов Дуная. Путь держали во Флоренцию, там им велено было закупить кое-что для короля. Их светлейший король Матяш Корвин собирался взять в жены неаполитанскую принцессу Беатриче. Достойные такой сиятельной синьорины и роскоши венгерского двора сукна, шелка и ювелирные изделия продаются лишь в лавках и цехах данного славного города. Монах тут же заметил, что несколько лет назад он побывал даже в Риме, у самого папы. Теперь ему поручено королевским двором сопровождать в качестве толмача господина Габора. Да, вот этого самого, оплакивающего свою лошадь юного вельможу. В щекотливом деле закупок король Матяш вполне доверился его вкусу, а также советам флорентийских купцов. И вот, почти приблизившись к цели – ведь отсюда недалеко до города правителей Медичи? – эта глупая лошадь испугалась какой-то взлетевшей перед ней птицы, подвернула ногу и попала под колесо повозки.

После таких обстоятельно изложенных подробностей монах попросил молодого флорентинца осмотреть, коль смыслит он в этом деле, лошадку, можно ли ее спасти.

– Ты скажи ему, что лошадь эту мне подарил мой король Матяш, – перебил Габор подобострастную речь монаха, – и еще скажи, что я куплю ему десяток лучших коней, если он спасет мне мою лошадь.

Леонардо присел на корточки. Перед ним тяжело и шумно дышала гнедая. Губы ее были покрыты пеной.

После недолгого осмотра Леонардо поднялся и печально покачал головой.

– Ну вот, видите! – сказал Янош, правильно поняв жест флорентинца. – Я же говорил вам, что это доктор. Оп понимает. Так же, как и я. Давайте кончать с лошадью, да поскорее. А ну, Ишток, достань-ка топор, он там на повозке.

– Подождите еще немного, – вздохнув, промолвил Габор и огляделся с таким страхом, что Леонардо стало жаль его. Вельможей величается, а еще совсем дитя!

– Ты скажи ему, – обратился Леонардо к монаху, – скажи своему юному господину, что я вижу, как тяжело для него прощание. Спроси, не желает ли он сохранить что-нибудь на память о любимой лошади?

Габор оживился, хотя, как и монах, еще не знал, что задумал флорентинец.

Леонардо знаком попросил освободить ему место. Как только вооруженные чужеземцы расступились, он достал свой альбом и опустился на колени перед раненой, беспомощно извивающейся лошадью.

И стал рисовать. Это странное, доселе невиданное юным Табором занятие утихомирило, усыпило его отчаяние. Через четверть часа Леонардо вырвал лист из альбома. Когда он вручил Габору рисунок, с которого крошечная гнедая умным и печальным взглядом прощалась со своим хозяином, тот не знал, как благодарить флорентинца за подарок.

Подвели пару запасных лошадей, и двое всадников поехали по сторонам грохочущей повозки, чтобы монаху Матэ, устроившемуся на козлах возле кучера, было сподручней переводить их разговор. Монах услужливо дергал головой справа налево и обратно, стараясь не упустить ни одного слова. Он весьма охотно справлял должность толмача.

Во Флоренции Габор пользовался гостеприимством дома Медичи. И неудивительно: предназначенное для закупок золото венгерского короля задолго до приезда Габора влилось в их банкирский дом.

Габор навестил Леонардо в мастерской мессера Андреа. Сдружившись, они много гуляли вдвоем по улицам Флоренции. Никто не смог бы лучше белокурого великана раскрыть перед венгерским юношей достопримечательности и все великолепие этого чудесного, богатого города.

Бывало даже, что друзья и вечера проводили вместе. Леонардо вслушивался в проникновенные, то грустные, то веселые песни Габора, которому подтягивал хриплым от избытка чувств голосом монах Матэ. Потом Леонардо брался за лютню, чаруя гостей мелодиями, послушно льющимися из-под длинных белых пальцев.