Отто ШТРАССЕР - ГИТЛЕР И Я

А.Север

«Заходи к нам завтра на обед - будут генерал Людендорф и Адольф Гитлер... Я настаиваю на твоем присутствии, это очень важно».

Эти слова были произнесены моим братом в телефонном разговоре. Дело было в октябре 1920 года, когда я проводил отпуск с родителями в баварском городе Деггендорфе. Зная, что я не верю Гитлеру и его пропаганде, Грегор чувствовал мои колебания, но настаивал на своем. Согласие принять это приглашение стало поворотной точкой в моей жизни, определившей все мое будущее.

Какой молодой немецкий офицер упустил бы шанс встретиться с генералом Эрихом Людендорфом? В то смутное время, когда Германию захлестнул хаос, только абсолютно нелюбопытный человек мог отказаться лично познакомиться с Гитлером и попытаться понять, что он из себя представляет. Ведь уже тогда германская молодежь, которая стремилась творить новое будущее, начинала собираться под его знаменами.

Приглашение моего брата застало меня в критический момент моей жизни. Незадолго до этого я вышел из Социал-демократической партии Германии и как раз теперь мучительно пытался отыскать свой путь.

Шестью месяцами ранее в Берлине произошел знаменитый «капповский путч», во время которого я доблестно сражался на стороне Веймарской республики. Я командовал тремя «сотнями» берлинских рабочих, которым противостояли морская бригада капитана Эрхардта и части генерала Вальтера фон Люттвица. Эрхардт и Люттвиц хотели взять власть и установить реакционное правительство. Наши отряды (которые называли «красными», в отличие от «белых», реакционных, подразделений) потерпели поражение. Капитан Эрхардт, с триумфом вошедший в Берлин через Бранденбургские ворота и глядевший на поверженный город, обратился к Каппу, бывшему губернатору Восточной Пруссии, а теперь политическому лидеру мятежа, со словами: «Я поставил вашу ногу в стремя, а править теперь предстоит вам».

Законное правительство бежало в Штутгарт, и в течение трех дней путчисты праздновали свою недолговечную победу. Профсоюзами немедленно была объявлена всеобщая забастовка, и начались уличные беспорядки.

В районе Везеля в Руре произошли кровопролитные столкновения. Генерал Люттвиц, капитан Эрхардт и Капп бежали в Швецию. Социалисты (среди которых был и я) объявили, что они согласны сложить оружие при условии увольнения из армии реакционных элементов и проведения национализации тяжелой промышленности. Они подписали Биленфельдское соглашение с министром Северином и вышли из борьбы. Однако коммунисты не сложили оружия и продолжали вести свою кровавую борьбу. Для войны с ними правительство Веймарской республики без всякого стеснения использовало разгромленные им прежде войска Люттвица и Эрхардта. Когда же коммунисты были разбиты, лживое правительство отказалось от своих обещаний, данных социалистам, и заявило, что Северин не имел полномочий подписывать с нами соглашение.

Происшедшее поразило меня до глубины души, и в знак протеста я покинул ряды СДПГ. Разочарованный происходящими в Германии событиями, я чувствовал себя как корабль без руля и ветрил. Однако я оставался лидером левых студентов, изучал юриспруденцию и экономику и возглавлял движение студентов - ветеранов войны.

При этом жизнь в нашем доме текла так, как будто ничего не происходит. День следовал за днем в монотонной последовательности, и ничего не менялось со времен моего детства. Отец по-прежнему служил в городском суде; он все так же посещал воскресную мессу, а по дороге из церкви домой вел привычные еженедельные беседы о политике. Однажды он даже написал памфлет «Новый путь - очерк социального христианства», правда, без подписи; этим и исчерпывался круг его интересов. Моя мать старела, дом понемногу приходил в упадок.

Самый старший из моих братьев - Пауль - стал монахом-бенедиктинцем, младший брат Антон учился в закрытой школе. Грегор, который был старше меня на пять лет, был уже женат, а сестра замужем.

Предстоящая встреча сулила хоть что-то новое, и я с нетерпением ожидал ее.

От Деггендорфа до Ландсхута в Нижней Баварии, где жили Грегор и его молодая жена, было около 60 миль. Я прибыл на утреннем поезде, а от станции пошел пешком, любуясь чистым осенним небом. У Грегора была аптека на главной улице города, где собиралась вся местная аристократия. Я думал, что приду слишком рано, но с большим удивлением обнаружил, что железные ставни открыты, а перед домом стоит шикарный автомобиль. Должно быть, генерал Людендорф и Гитлер прибыли из Мюнхена на машине и опередили меня.

Грегор без промедления представил нас друг другу. Людендорф сразу же произвел на меня яркое впечатление. У него были крупные черты лица и волевой подбородок. Его твердый взгляд из-под густых бровей заставлял вас идти на попятную. Было видно, что, несмотря на гражданскую одежду, во всем его облике был виден генерал. Его железная воля ощущалась с первой же секунды общения. Его товарищ, одетый в синий костюм, сидел в кресле, и, казалось, стремился занимать как можно меньше места, как будто стараясь укрыться за широкой спиной генерала. Что я мог тогда сказать о Гитлере? Это был абсолютно незнакомый мне человек с правильными чертами лица и жесткими усиками. Ему шел тридцать второй год. В то время мешки под глазами, которые позднее стали столь заметны, еще только намечались. На его лице еще не лежала печать одухотворенности, и оно еще не приобрело знакомого всему миру выражения особой значительности. Гитлер казался обыкновенным молодым человеком. Его бледность свидетельствовала лишь о недостатке свежего воздуха и физических упражнений.

Мы перешли к завтраку. Людендорф вперил в меня свои инквизиторские глаза.

- Ваш брат рассказывал мне о вас, - сказал он. - Сколько лет вы служили?

- Четыре с половиной года, господин генерал, - ответил я. - Я был самым молодым баварским добровольцем. Три года я был рядовым, а полтора года - младшим лейтенантом и лейтенантом. Я служил в армии со 2 августа 1914 года по 30 июня 1919-го и был дважды ранен.

- Браво! - воскликнул Людендорф и, подняв зеленую рюмку на массивной ножке, предложил нам выпить. Мы, естественно, откликнулись на его призыв, но, к моему удивлению, в стакане Гитлера оказалась простая вода.

- Господин Гитлер - трезвенник, - объяснил, улыбнувшись, Грегор. - К тому же он еще и вегетарианец, - добавил брат, с опаской поглядывая на свою жену.

- Я надеюсь, господин Гитлер не захочет меня обидеть, отказавшись отведать мою стряпню, - спокойно, но в то же время с вызовом сказала моя невестка.