Дарья Донцова - Записки безумной оптимистки

В конце концов девочке стали неудобно, и она ляпнула:

— Вы это, того… не думайте, что мы такие злые, просто у нас задание нарыть чернуху!

Парень сердито глянул на товарку, и та, поняв, что сказала лишнее, спросила:

— Можно мне в туалет?

— Конечно, — засуетилась Зайка, — по коридору налево.

Но девушка пошла в другом направлении, я услышала, как она осторожно открывает дверь сначала в мой кабинет, потом в спальню мужа, в гардеробную… Журналистка явно хотела обозреть помещения, куда ее не приглашали. Через пару минут по гостиной разнесся радостный голосок нахалки:

— Вау! Я нашла компромат! У ее дочери в комнате такой бардак! И тарелка с недоеденными макаронами стоит.

Мы с Зайкой на секунду опешили, но потом, переглянувшись, решили никак не реагировать. Уж уходя, девчонка воскликнула:

— Вы очень хорошо играете роль, предписанную вам издательством. Такая добрая, ласковая, чуть бесшабашная Даша! Даже мы не сумели вас раскрутить на агрессию.

Внезапно мне стало ее жаль. Наверное, у этой красивой девушки не слишком счастливая судьба, небось ей на жизненном пути попадались одни сволочи, если она считает, что злобность — это непременная черта любого человека.

Еще мне вспоминается фотокорреспондент, с порога сказавший:

— Понимаете, какая честь вам оказана? Я фотохудожник, который снимал самого Крюкова!

Я растерялась, а наивная Зайка ляпнула:

— А кто такой Крюков?

— Не знаете? — возмутился фотокор.

— Нет, — хором ответили мы с невесткой.

— Ужасно, — покачал он головой, — не слышать о Крюкове! Вот люди!

Развив в нас комплекс неполноценности, он начал выстраивать композицию.

— Шкаф надо передвинуть, на его место поставить диван!

— Это невозможно, — пискнула я, — мебель встроена в стену.

Но фотограф решил не сдаваться:

— Выломать немедленно!

— Нельзя, — рявкнула Зайка.

— Так и быть, — со вздохом согласился он, — тогда переставляйте остальное. Ну что замерли, действуйте, стол к окну, стулья вдоль стены, сервант в коридор. Быстрей, быстрей, раньше начнем, раньше закончим…

С этими словами он вытащил сигареты и, не спросив разрешения, со смаком закурил.

Мы с Зайкой, потные и красные, полчаса толкали тяжелую мебель.

— Экие вы тормозные, — упрекнул нас нахал, — ладно, сойдет.

Зая шлепнулась на диван, я на кресло, стараясь унять бешено колотившееся сердце. Но перевести дух мне не дали.

— Идите переоденьтесь, — велел корреспондент, — длинное платье, бриллианты, мех.

— У меня нет такого!

Парень нахмурился:

— У соседей нельзя попросить напрокат?

— Нет.

— Но у меня задание снять шикарную Донцову, — возмутился гость. — В мехах и драгоценностях! На обложку! Не уйду, пока не переоденетесь!

С этими словами он нажал на какую-то кнопку, и над длинным, железным штативом, установленным им в гостиной, с ужасающим скрежетом раскрылся серебристый зонтик. Мопсиха Ада от ужаса мгновенно напрудила лужу, Муля опрометью бросилась под диван. Из-за редкостной тучности наша Мульяна не способна целиком залезть под софу, поэтому она лишь засунула в спасительное убежище голову, оставив снаружи весьма объемистую филейную часть.

Глядя на то, как трясутся окорока Мульяны, я с тоской поняла: фотограф не обманывает. Он и впрямь будет сидеть тут, пока я невесть откуда не добуду все атрибуты шикарной, в его понимании, дамы. Он просто поселится у нас в гостиной, выломает из стены мебель, собаки будут валяться в обмороке, а мы с Зайкой как чрезмерно нервная Адюня начнем прудить лужи в квартире. Следует побыстрее избавиться от докучливого гостя.

Очевидно, та же мысль посетила и Зайку, потому что она внезапно вскочила и убежала. Я пошла за тряпкой, чтобы вытереть лужу.

— Вот, — сообщила Зая, вбегая назад в гостиную, — я все нашла, пошли.

В кабинете Александра Ивановича на кровати валялся кусок зеленого шелка.

— Это что? — удивилась я.

— Занавеска, старая, из Машкиной комнаты, разве не помнишь? — ответила Зайка.

— Зачем она тут? — Сейчас закутаю тебя в нее, заколю булавочками, классно выйдет, — вдохновилась Заюшка, — а ну, раздевайся.

Нашлись и драгоценности. Хитрая Зая порылась в коробке с елочными игрушками, вытащила нитку огромных «жемчужин» и обмотала ими мою шею. Мехом послужил коврик, лежавший около унитаза, знаете, бывают такие покрытия, похожие на шкурку неизвестного животного? Зайка накинула коврик мне на плечи и удовлетворенного заявила.

— Классно вышло! Хорошо, что тут вырез для ноги унитаза есть! Честное слово, на тебе коврик намного лучше смотрится, чем на полу возле «фарфорового друга».

Из моей груди вырвался вздох, приятно осознавать, что Зая, сравнив свекровь с толчком, все же решила, что я лучше.

Фотографию сделали, она украсила собой обложку одного модного российского журнала. Я на ней выгляжу выше всяких похвал, просто залюбовалась собой, наткнувшись на издание в ларьке. Писательница Дарья Донцова, одетая в ярко-зеленое платье, стоит у стены. На ее шее блестят жемчуга, на плечах топорщится мех. Снимок напоминает портреты художника Шилова. Ну просто великая императрица, а не обычная женщина. Взор мой устремлен вдаль, на дне глаз плещутся какие-то необычайные мысли… Понятно, что эта дама скорей всего размышляет над судьбами человечества…Сразу и не скажешь, что платье — всего лишь занавеска, «жемчуга» — елочное украшение, эксклюзивный мех… Ладно, об этом не будем. Что же касается вдохновенного выражения глаз, то я очень хорошо помню, о чем размышляла во время съемки. Гадкая Мульяна, воспользовавшись тем, что люди не обращают на собак никакого внимания, сперла со стола кусок селедки и шмыгнула с ним в коридор. Я не имела никакой возможности побежать за ней с тряпкой, и оставалось лишь мрачно гадать, на чьей подушке она сейчас собралась расположиться, дабы со всеми удобствами схарчить добычу.

Избавившись от фотографа, я с облегчением вздохнула, но, как выяснилось, совершенно зря, потому что на следующий день явился другой паренек и предложил:

— Давайте сделаем стебную фотку!

— Хорошо, — осторожно кивнула я, — можно попробовать.

— Отлично, — засуетился юноша и распахнул окно, — значит, так, садитесь на подоконник, ноги наружу.

Я попятилась. Квартира наша находится на пятом этаже, потолки здесь больше трех метров… А я с детства боюсь высоты. Но юноша, фонтанируя энтузиазмом, совершенно не замечал ужаса в глазах объекта съемки.

— Значит, — радостно тарахтел он, — ножки свесите наружу. Одной рукой прижмете к себе внука, Никиту, другой — мопсиху, вон ту, толстенькую…

Я затрясла головой. Муля весит пятнадцать килограммов, а Никита у нас тоже весьма упитанный мальчик. Сидеть над бездной, держа в руках два дорогих моему сердцу существа, мне совершенно не хотелось. Но окончательно добила меня последняя фраза сумасшедшего юноши.