Герман Титов - Голубая моя планета

Давно известна истина: чтобы не отстать от бурной жизни нашего времени, надо постоянно учиться самому. А для того чтобы учить других, да еще и руководить ими, надо знать и уметь больше. Юрий руководил летной подготовкой космонавтов, сам готовился к будущим космическим стартам и летал на современных самолетах.

Беда пришла неожиданно. Я тогда находился в Италии и прилетел оттуда только на скорбную церемонию в Центральный Дом Советской Армии.

Не могу сейчас выразить словами чувство, которое испытал после того, как мне перевели содержание газетной информации. Тревога и обреченность, непоправимость происшедшего, какая-то пропасть в душе и злость от бессилия, от сознания того, что ты ничего не можешь поправить, не можешь помочь ничем. С теплящейся надеждой ждали мы передачи по телевидению: а вдруг газеты что-то напутали. А после - ночная дорога в Рим и решение непременно, немедленно спешить в Москву - к Юрию. Уговаривать никого не пришлось. Все понимали, чувствовали, что я должен быть там.

Те дни прошли в каком-то тумане. Ничто не могло заглушить чувства скорби. Пусто было внутри, и гудела тяжелая голова... В ушах стояла мелодия песни Пахмутовой: «Когда усталая подлодка из глубины идет домой...» - Юрий так любил ее.

После похорон я пришел на место гибели Гагарина и Серегина, где уже стоял камень с надписью: «Здесь будет установлен памятник...» Там, где упал самолет, образовалась яма, заполненная чистой водой и кем-то заботливо обсаженная елочками.

Я не мог оторвать взгляда от берез, оставшихся без макушек. Мне хотелось по этим искалеченным деревьям хотя бы что-то узнать о последних секундах жизни отважных людей, которые в последний миг, возможно, видели эту зеленую чащу.

Открытие памятника на месте гибели Ю. А. Гагарина и В. С. Серегина

Через год на место гибели Юрия я приехал с Тамарой и детьми. Старшая дочь Татьяна все спрашивала: «Здесь погиб дядя Юра?», а Галка пока еще всего этого не понимала. А о чем думала Тамара, печально глядя на заполненную водой яму? Может быть, о моих многочисленных полетах в тот год. Именно тогда я стал летать почти на всех серийных самолетах-истребителях и истребителях-бомбардировщиках, на самолете с изменяемой в полете геометрией крыла, получил звание летчика-испытателя. Я же опять смотрел на срубленные верхушки берез и старался понять, что же могло произойти с экипажем. Торжественная тишина, поникшие, обезглавленные березы и сосны создавали сложное ощущение настороженности, неудовлетворенности.

Как дороги мне погибшие здесь люди, дороги и милы тем, что отдали свою жизнь авиации и космосу, своей идее, своей мечте!

Не помню, сколько берез было срублено в тот трагический день. Не знаю, на скольких деревьях остались следы осколков самолета и запах керосина, не знаю, со скольких берез сняли остатки самолетных деталей. Представляю только, как в эту заповедную тишину девственного леса врезался на мгновение тонкий свист - и затем треск ломающихся берез и глухой, как вздох, повторившийся в глубине леса взрыв. И после - тишина. Оператор, следивший за меткой самолета на индикаторе радиолокатора, по инерции повторял позывные экипажа, хотя уже понимал, что случилось непоправимое, случилось страшное, произошла трагедия. Но он не хотел в это верить и посылал, посылал в эфир позывные...

Мы помним высказывания Юрия о путях развития советской космонавтики:

«...Космические полеты не самоцель, не гонка за овладение космосом, о чем много пишут на Западе. Как мудро сказал Циолковский: «Освоение космоса принесет человечеству горы хлеба и бездну могущества!»

Космонавтика может и должна сослужить большую службу человечеству - открыть для него новые миры, даровать власть над погодой, осуществить более быструю связь между континентами. И она уже принялась за это!»

В многочисленных выступлениях Юрий рассказывал о задачах освоения космоса, о различных проблемах, стоящих на пути их решения.

«Прошло уже то время, когда космонавты летали для того, чтобы узнать, как они себя чувствуют, как бьется сердце, какой пульс, проверить биотоки мозга, возможность работы в состоянии невесомости и всякие другие медицинские дела. Теперь на повестке дня у нас более важные, более серьезные задачи, связанные с полетами к другим планетам Солнечной системы, с созданием больших станций, длительное время действующих в космическом пространстве».

Юрий Алексеевич, как и все советские космонавты, мечтая о новых полетах в космос, прекрасно понимал, что они будут несравненно сложнее и труднее предыдущих. Поэтому он много и упорно трудился.

«Иногда нас спрашивают: зачем нужна такая напряженная работа? Зачем мы работаем так, зная, что, в общем-то, работаем на износ? Но разве люди, перед которыми поставлена важная задача, большая цель, разве они будут думать о себе, о том, насколько подорвется их здоровье, сколько именно можно вложить сил, энергии, старания, чтобы их здоровье не подорвалось! Настоящий человек, настоящий патриот, комсомолец и коммунист никогда об этом не подумает. Главное - выполнить задание».

С нами - оптимизм Гагарина. Юрий Алексеевич был великим оптимистом, он верил в большое будущее космонавтики, неиссякаемые силы советского народа.

Юрию было 34 года...

Неожиданно гроза грянула над нашим авиационным «батей» - Павлом Ивановичем Беляевым. Помню, как нас поразило то, что положение Павла Ивановича стало критическим буквально в считанные дни. Да, все произошло поразительно быстро. Передо мной лежат фотокарточки с последней охоты. Сидим за столом, на охоте, слушаем небылицы. Все веселы, отдыхают, радуются. После возвращения из командировки в г. Рыбинск он остался дома, приболел, как у нас обычно говорят. Мы это восприняли спокойно, так как дорога все-таки утомительная да и встречи с людьми и митинги мало облегчения приносят. Пожалуй, это одна из серьезных и больших психологических нагрузок.

Если удача не сопутствует охотнику

...выручают местные жители

Казалось, ничто не предвещало беды, и вдруг - его увезли в больницу в тяжелом состоянии. И уже как снег на голову - оперировали. Что-то недоброе показалось мне за всеми этими скоротечными событиями. Помню, после сообщения об операции я возвращался домой и, войдя в подъезд, почувствовал, как сильно забилось сердце, Я даже остановился, и в мозгу мгновенно пронеслось предположение о плохих делах Павла Ивановича. Оглядевшись, я увидел елку, которую установили в вестибюле, готовясь к встрече Нового года.