Терезио Боско - Сон сбылся

«Вопрос: Что должен сделать истинный христианин сразу после пробуждения?

Ответ: Перекреститься.

Вопрос: Что должен сделать истинный христианин после того, как встанет и оденется?

Ответ: Если может, должен встать на колени перед святой иконой и, возбудив в своем сердце веру в присутствие Бога, набожно произнести: Прославляю Тебя, Боже мой…

Вопрос: Что следует сделать перед началом работы?

Ответ: Посвятить свой труд Богу».

Одним из первых религиозных упражнений, в котором участвовал Джованнино, было чтение розария. В то время это была вечерняя молитва всех христиан. Повторяя пятьдесят раз «Аве Мария» также и крестьяне Бекки «вели свою беседу» с Мадонной, которую представляли себе больше матерью, нежели царицей. В то время как пальцы перебирали зернышки розария, мысли молящихся часто обращались то к детям, то к полям, жизни и смерти. Подобным образом Джованнино стал беседовать с Марией и знал, что она смотрит и слушает.

В своих «Воспоминаниях» дон Боско описывает также свою первую исповедь.

«Это мама подготовила меня к ней. Она привела меня в храм, сама исповедалась первой и поручила меня исповеднику. Потом помогла мне прочитать благодарственную молитву».

По всей вероятности в первый класс начальной школы Джованнино ходил зимой 1824–1825 года, когда ему было уже девять лет. В те времена школьные занятия начинались 3 ноября и продолжались только до 25 марта. Это был так называемый «мертвый сезон» в деревне. До него и после даже слабые детские руки нужны были для работы в поле и дома.

С 1822 года в Италии обязывало положение о школьной повинности. Обучение было обязательным и бесплатным. Детей учили читать, писать, преподавали арифметику и Закон Божий. Однако не все волости могли выполнить это положение.

Поскольку волостная школа в Кастельнуово находилась в 5 км от Бекки, первым учителем Джованнино был один крестьянин, который умел читать и писать. После этого тетка Джованнино, Марианна Окхиена, которая вела хозяйство у священника – учителя в Каприллио, попросила своего попечителя, чтобы взял в школу ее племянника.

Дон Лякуа согласился, и Джованнино по всей вероятности несколько месяцев жил у своей тетки. Так было зимой 1825-26 года. Однако в это время Антони опять воспротивился учебе брата.

– Зачем посылать его еще в школу?. Если кто-нибудь умеет читать и сможет расписаться, вполне достаточно этого. Пусть берет лопату в руки, как это сделал я.

Маргарита старалась переубедить Антони:

– С каждым годом обучение становится все более нужным. Ведь теперь даже сапожники и портные ходят в школу! Хорошо будет, если дома кто-то научится чему-нибудь больше.

Как только Джованнино научился читать, книги стали его увлечением. Он брал их у дона Лякуа, и летом, в послеобеденное время в тени деревьев, читал их запоем. На пастбище был готов присмотреть за коровами своих товарищей, чтобы те только разрешили ему спокойно почитать. Однако чудаком он не был. Любил читать, но любил также играть и взбираться на деревья.

Однажды пополудни вместе с друзьями он высмотрел среди ветвей густого дуба гнездышко щеглов. Взобрался на дерево и увидел, что в гнездышке находятся малые птенчики, которых можно посадить в клетку. Гнездышко было свито на самом конце длинной ветки, параллельной земле. Подумав минуту, Джованнино крикнул друзьям: «Пойду» – и стал медленно ползти по ветке. Ветка становилась все тоньше и гибче. Он протянул руку, взял четырех птенцов и положил себе за пазуху. Теперь надо было вернуться вдоль толстой ветви, которая гнулась под его весом. Джованнино двигался медленно, но внезапно ноги его соскользнули с дерева. Он повис на руках на большой высоте. Быстрым движением охватил он опять ветви ногами, но не смог больше ничего сделать. Все усилия, направленные на то, чтобы снова взобраться на ветвь и лечь на ней ничком, не удались. На лбу выступила испарина. Снизу друзья кричали и подпрыгивали, но не смогли ничем помочь. Когда, наконец, руки обессилели – он упал на землю. Удар был очень сильным. На несколько минут он потерял сознание, потом удалось ему сесть.

– Тебе очень плохо?

– Наверное, нет – прошептал он с трудом.

– А птички как?

– Они здесь, живые. Он расстегнул рубашку и осторожно вынул птенчиков. – Дорого же они ему стоили…

Джованнино попытался идти домой, но его охватил озноб и он вынужден был присесть на землю. Когда, наконец, добрел до дома, он сказал Джузеппе:

– Мне плохо, только ты ничего не говори маме.

Ночью в кровати почувствовал себя лучше, но последствия этого несчастного случая ощущал еще много дней.

Птицы были его увлечением. Однажды добыл из гнездышка маленького дрозда. Поселил его в клетке из ивовых прутьев и научил свистеть. Как только дрозд увидел Джованнино – тут же приветствовал его своим птичьим голосом. При этом весело подпрыгивал между прутиками и всматривался в Джованнино своими блестящими глазками. Это был в самом деле симпатичный дрозд.

Как-то утром Джованнино не услышал знакомого пения – дрозд навсегда замолчал. Какая-то кошка проникла в клетку и съела беднягу. Осталась только горстка окровавленных перышек. Джованнино расплакался. Мать старалась его успокоить: ведь найдет еще не одного дрозда в гнездах. Но Джованнино продолжал всхлипывать – его любимый маленький дрозд убит, и он никогда больше не увидится с ним…

Несколько дней мальчик был очень опечален, и никому не удавалось его развеселить. «Наконец, – как рассказывает Лемонье – он начал задумываться над незначительностью земных дел и принял удивительное в этом возрасте решение – не быть привязанным сердцем к земным делам». Эти слова повторил несколько лес спустя, после смерти своего любимого друга. И еще потом многократно повторял.

К счастью, однако, можно отметить, что этого решения Джованнино Боско никогда не смог выполнить. Ведь как и все люди он тоже имел сердце, которое должно было любить других людей, а также большие и малые дела. Поэтому его сердце разрывалось от боли, когда он плакал при смерти дона Калоссо, Алоиза Комолло и тогда, когда впервые увидел своих ребят за решеткой тюрьмы. Как-то он сказал, что «если бы это не было грехом, он задавил бы собственными руками тех, кто обижал его ребят». Его ребята не один раз повторяли: Он любил меня! Один из них, Алоиз Орионе, написал: «Я бы охотно прошелся по раскаленным углям, если бы мог увидеть его еще раз и поблагодарить».

В то время духовные отцы учили о том, что не стоит привязываться сердцем к живым существам. Лучше не рисковать и любить поменьше. Директивы же II Ватиканского собора (1962–1965) утверждают, что, конечно, не следует существ боготворить, что надо усовершенствовать нашу любовь, но ведь это же Бог и дал нам сердце, чтобы мы могли любить, не боясь. Бог философский – это бог бесчувственный. А бог из Библии – любит, гневается, терпит, радуется и нежно улыбается.