Геннадий Матвеев - Пилсудский

После завершения парада сводный оркестр всех полков заиграл национальный гимн, а артиллерия произвела салют из 101 выстрела. Генералы во главе с Рыдз-Смиглы перенесли гроб на железнодорожную платформу, поданную к месту торжеств по специально построенной ветке, и затем вручную, на веревках откатили ее к стоявшему в стороне локомотиву. Оркестры играли «Первую бригаду». И именно в этот момент совершенно неожиданно разразилась майская гроза с громом, молниями и проливным дождем, длившаяся около получаса. Так Варшава и природа прощались с человеком, девять последних лет единолично определявшим судьбу Польши...

Поезд, с освещенным прожекторами гробом на открытой платформе, медленно двигался в направлении Кракова. На всем пути его следования к магистрали выходили тысячи людей, зажигали костры и прощались с маршалом. Ночь была темная, дождливая. В памятном для Пилсудского городе Кельце попрощаться с ним пришло около 40 тысяч человек. На окружающих город холмах горели костры, а на въезде в город были зажжены два огромных факела.

Утром 18 мая траурный поезд прибыл в Краков. Здесь его встречали первые лица государства, приехавшие из Варшавы ночью, дипломатический корпус, городские руководители, представители духовенства. После краткой молитвы, прочитанной краковским митрополитом Адамом Сапегой, гроб установили на артиллерийский лафет, и траурная процессия двинулась на Вавель. Впереди гроба шло краковское католическое духовенство, иерархи других конфессий, представители всех полков польской армии со своими знаменами. Вслед за ними – семья, делегация Виленщины с капсулой с землей с могилы матери Пилсудского, президент, правительство и в алфавитном порядке члены дипломатических миссий в парадных мундирах или вечерних костюмах. Когда процессия в десять часов утра вступила на Рынок, с колокольни Мариацкой церкви раздался знаменитый краковский хейнал [285], а при подходе к Вавелю зазвонил «Сигизмунд», самый большой колокол кафедрального собора.

При входе в собор с прощальным словом, проект которого подготовил Казимеж Свитальский, выступил президент Мосьцицкий. После того как гроб был внесен внутрь собора и установлен на катафалке, состоялась траурная служба с участием митрополита Сапеги и униатского епископа Иосафата Коциловского. По ее окончании генералы на плечах понесли гроб в подземелье собора. В этот момент зазвонил «Сигизмунд», загремел салют из 101 залпа, оркестр заиграл государственный гимн, а затем «Первую бригаду». Гроб с телом Пилсудского был поставлен в склепе святого Леонарда, где покоится прах Яна III Собеского, польского короля, прославившегося своей победой над турками под Веной в 1683 году. В этот момент вся страна на три минуты погрузилась в молчание [286].

Так закончился земной путь человека, оказавшего огромное влияние на судьбу Польши в XX столетии и не забытого ею и сейчас.

После достаточно подробного ознакомления читателя с жизненным путем Юзефа Клеменса Пилсудского, более четырех десятилетий сознательно, целенаправленно и настойчиво боровшегося сначала за освобождение Польши из-под власти России, а после Великой войны – за укрепление основ ее независимого существования, – подводить его итог и просто, и сложно. И потому, что сама личность героя далеко не однозначна, и потому, что неоднозначны итоги его деятельности. Работая над этой книгой, я пытался понять Пилсудского как человека, у которого мелкие повседневные дела и заботы, радости и неприятности никогда не заслоняли главной цели, точнее, двух целей, в центре каждой из которых была Польша.

Он уже в юности поверил в свое предназначение воскресителя польской государственности. Конечно, его можно упрекнуть в том, что думал он при этом не обо всех польских землях, а только о находившихся под властью России, что был непоследователен и выбирал не тех союзников. Это тоже правда, но не вся. Нельзя не признать очевидного факта: начав свою борьбу с небольшой группкой единомышленников, в условиях глубокого подполья, Пилсудский сумел зажечь своим примером и верой в успех сотни и тысячи молодых сердец, стать их кумиром, духовным руководителем и вождем. Они пошли за ним с абсолютной верой, что комендант обязательно приведет их к цели.

В ноябре 1918 года они все вместе дождались исполнения мечты. Пусть Польша своим освобождением была обязана не только, даже и не столько им, а счастливому для нее стечению обстоятельств, деятельности других сил и политиков. Но это была та самая Польша, которую Пилсудский им обещал, – свободная, но слабая, без границ и без армии, раздираемая внутренними конфликтами, подверженная серьезным внешним опасностям страна. Пилсудский решительно встал во главе тех сил, которые хотели изменить положение, сделать так, чтобы Польша была не только свободной, но и сильной, крупной, сплоченной, чувствующей себя в безопасности державой. Это была его вторая цель, вернее сказать, все та же первая, только для новых условий.

Ради ее осуществления он даже пошел в мае 1926 года на братоубийственный конфликт, кровопролитие, память о котором мучила его до конца жизни. Тогда этот переворот казался великим преступлением против демократии, иным он представляется случайно забредшим в XX век из предыдущего столетия. Я с этим не согласен. За прошедшие после этого поворотного в межвоенной истории Польши восемь десятилетий выяснилось, что переход от недемократических режимов к демократии редко проходит гладко. Чаще всего такие общества нуждаются в каких-то переходных этапах, авторитарных режимах, не останавливающихся ни перед чем ради достижения общегосударственных и общенациональных, а не партикулярных целей отдельных классов и партий. И Пилсудский, создавая свой режим, подсознательно пытался сыграть как раз такую роль. Именно поэтому герой этой книги сказал в 1931 году своему соратнику и несостоявшемуся биографу Артуру Сливиньскому, что идея служения Польше очень рано сформировалась в его голове и ей он остался верным до конца. И хотя он нередко говорит о «дурной» Польше, ругает Польшу и поляков, он служит только Польше.

За свою не самую долгую жизнь Пилсудский потерпел немало неудач и совершил еще больше ошибок. Но никогда не сдавался, не опускал рук, а стискивал зубы и снова принимался за дело. Его энергия, решительность, постоянная готовность брать на себя ответственность и принимать решения, указывать путь другим и идти по нему вместе с другими сделали его имя легендарным уже при жизни. Историки и публицисты любят рассуждать о легенде и даже мифе Пилсудского. А мне кажется, что самую точную оценку этого феномена он дал сам в разговоре с женой английского министра иностранных дел Остина Чемберлена в Женеве в 1927 году. В ответ на ее слова, что она так хотела познакомиться с ним, несущим на своих плечах такую легенду, маршал произнес удивительную по глубине и точности фразу: «Может, это легенда несет меня». И она, несомненно, несет его до сих пор все новым поколениям его соотечественников...