Василий Емельяненко - В военном воздухе суровом

Холобаев еще распорядился вывесить в клубе карту. Конечно же, он сам расскажет о боевом пути полка, которому выпала честь в канун войны получить штурмовики ИЛ-2, а теперь - перед самым ее конном, предстоит овладеть новейшим самолетом ИЛ-10!

В работу включился женсовет во главе с Верой Федоровной - женой Холобаева. Убранство общежития, клуба и столовой - дело женских рук. Вера Федоровна перепотрошила семейный альбом, извлекая из него фотографии прославленных ветеранов части.

...Медленно подходил поезд к перрону. Чумазый машинист до пояса высунулся из окна, удивленно смотрел на ревущие начищенные трубы и на барабанщика, усердно отбивавшего такты марша "Все выше, все выше и выше...". Холобаев стоял поодаль от дирижера, нахохлившись, со строгим лицом.

И вот высыпали из вагонов гвардейцы, быстро построились в две шеренги. Многим из стоявших впереди хотелось бы показать прежнему командиру Золотые Звезды и ордена, да погода не позволяла. А Холобаев искал знакомые лица и не находил их. Виктор Шахов остался в Пруссии, Николай Смурыгов после курсов пошел на повышение в дивизию начальником воздушно-стрелковой службы - их в строю не было. Лишь во второй шеренге он увидел Григория Нудженко, стоявшего со своим "ровелом", потом Костю Дремлюка, "профессора" Шума. Не сразу признал по обгоревшему лицу Володю Зангиева, которого считал погибшим...

Холобаев принял рапорт, как положено, а потом сорвался с места, прильнул к могучей груди Дремлюка, которого в Старом Быхове ставил "к стенке"...

Полк въезжал в гарнизон. Над входными воротами парусил красный стяг с надписью: "Привет гвардейцам!"

...За общим столом сидели помытые, чисто выбритые, переодетые во все новенькое и будто усыпанные звенящими орденами и медалями гвардейцы. Было тихо. Оставались свободными несколько стульев. Против них на столе поставлены приборы, рюмки с вином и портреты в самодельных картонных рамках:

Илья Мосьпанов, Петр Руденко, Василий Шамшурин, Николай Зуб, Федор Артемов, Михаил Талыков...

Все встали вслед за Холобаевым.

Первый тост был за тех, кто никогда уже не чокнется с тобой.

В апреле переучивание на ИЛ-10 было закончено. Полк взял курс на запад. Надо было спешить. 20 апреля приземлились на подмосковном аэродроме для дозаправки. По радио передали, что войска 1-го Белорусского фронта произвели первые артиллерийские залпы по Берлину.

- Успеем ли, братцы, на новых самолетах у фрицев по головам походить? бубнил наш Дед.

Вылет полка задержали на целые сутки - "до особого распоряжения". А распоряжение было для всех неожиданным:

- Седьмой гвардейский остается для участия в первомайском воздушном параде над Красной площадью!

Начались тренировки на групповую слетанность. Ходили в таком строю, в каком на фронте летать не было нужды - в колонне девяток на сомкнутых интервалах и дистанциях. Потребовалось восемь таких девяток, да на каждую девятку еще два резервных самолета. Создали сводную парадную дивизию из трех полков, успевших переучиться на ИЛ-10.

Началась "сортировка" летчиков по всем статьям: по опыту, по заслугам, по здоровью и еще по кое-каким данным. О том, что у нашего Деда когда-то "треснул черепок", опять забыли, а он, ведущий звена, ходил радостный и напоминать о контузии не собирался! Зато припомнили, что Володя Зангиев был "в плену и окружении" - из парадного расчета его исключили. Его место занял Сашко Руденко, на которого пришел запоздалый Указ о присвоении звания Героя Советского Союза. Это семнадцатый по счету и, как видно, последний наш полковой Герой. Последний потому, что в канун первомайского парада было сообщение о штурме рейхстага и водружении на его куполе Знамени Победы.

Первое мая выдалось солнечным. Летчики задолго до начала парада сидели в кабинах. Наконец - сигнал. Загудели двигатели. Взлет...

Внизу проплыли все еще голые подмосковные рощи, серые полоски шоссейных дорог, дачные поселки. И там, в стороне, - прикрытая сизой пеленой Москва.

На Красную площадь вливались расцвеченные алыми стягами колонны. А небо над улицей Горького уже заполнено мощным гулом и поблескивающей в лучах солнца нескончаемой вереницей крылатых машин.

У летчиков не было времени взглянуть вниз. Их внимание было приковано к покачивающейся и будто "дышащей" консоли соседнего самолета, летевшего крыло в крыло. Эта консоль рассекала упругий воздух и будто несла над Москвой лазурную мечту Миши Талыкова.

...Двести пятьдесят человек из полка оставались в Восточной Пруссии. Они с нетерпением ждали возвращения из Москвы боевых друзей.

Размещались тогда в пригороде Клотцова на территории спешно покинутого хозяином пивоваренного завода с высоченной кирпичной трубой. В огромных чанах все еще бродило хмельное сусло, доставлявшее много хлопот начальнику штаба Василию Тарасовичу Гудименко. Сусло из чанов перекочевывало в молочные бидоны со спиральными трубками, и их пришлось реквизировать в самых неожиданных местах - вплоть до чердаков и подвалов.

Война приучила всех трудиться денно и нощно, а тут наступило время, что и рук вроде не к чему приложить. Некоторые до умопомрачения носились по автостраде на мотоциклах, другие охотились на кабанов или таскали из прудов огромных карпов.

В те дни всюду был слышен рев некормленых, непоеных и недоеных коров, брошенных сбежавшими хозяевами. Немецкие коровы привыкли к стойловому содержанию, бить губы о кочки и щипать траву не умели.

Андрей Лиманский со своим другом Сергеем Роменским с детства были приучены доить буренушек.

Долго не раздумывая, техники привели десяток породистых, с черными пятнами коров, поставили их в оборудованный по всем правилам коровник. Обзавелись даже грозным производителем с кольцом в ноздре, которого назвали Егоркой.

К Лиманскому и Роменскому присоединились техники Вася Селезнев, Костя Юрченко - образовалась некая производственная артель со строгим распределением обязанностей. Одному - чистить коровник, задавать корм и поить, другому доить, третьему - обеспечивать чистой тарой, заниматься перегонкой на сепараторе и доставлять продукцию - молоко, сметану и сливки - в полковую столовую.

Лиманский исполнял обязанности старшего дояра. На первых порах пришлось ему помучиться: коровы брыкались и стегали по лицу хвостом. А потом все пошло как по маслу и вдруг... Любимица Лиманского Зорька, всегда стоявшая крайней к двери, не стала давать утреннего молока. Дояр высказал упреки Роменскому:

- Ты почему же Зорьку стал недокармливать?

- Клянусь тебе моим новым ИЛом, который скоро прилетит, даю ей всего вдоволь, как и другим.

Лиманский этой клятве не поверил, взял любимицу под личный контроль. Но, как он ее усердно ни кормил, а утреннего молока по-прежнему не было. Стали ломать головы, доискиваться до причины.