Василий Емельяненко - В военном воздухе суровом

Отвернулся, зашагал прочь, к темневшим вдали баракам.

А сзади шаркают о траву сапоги.

- "Мессеры" или зенитки? - хочет уточнить командир.

Вместо ответа я сдернул с головы шлем, хватил оземь, только стекла очков брызнули. Бараки расплылись в глазах. А в ушах звучало: "Завтра двадцать пятую годовщину Октября отметим..."

Низкие облака закрыли зеленые горы. Непрерывно сеял мелкий дождь, барабаня по крыльям штурмовиков; в долинах лежали туманы.

Наши войска, перегруппировав силы, наносили контрудары, окружая вклинившуюся вражескую группировку у Гизели. Горловина, через которую противник мог еще вырваться на запад, вот-вот должна была закрыться, и все же немцы, оказывая отчаянное сопротивление, удерживали за собой узкий коридор вблизи Дзуарикау, где проходила единственная дорога.

У меня в эскадрилье осталось мало опытных летчиков. Вчера над Хаталдоном сбили давнего дружка осетина Володю Зангиева. Вдвоем с сержантом Письмиченко он прикрывал мою группу от нападения "мессеров". Всех истребителей послали прикрывать Орджоникидзе - два наших штурмовика без бомб выполняли их роль. Зангиев вел неравный бой над своим родным селом Ардоном, сбил вражеский истребитель, но сам, горящий, упал в расположение противника. Днем раньше не вернулся Миша Ворожбиев. Не стало Феди Артемова...

Только младший лейтенант Вася Шамшурин воевал уже "второй тур", хотя по должности не продвинулся и до командира звена. Он за повышением не гнался: рад был тому, что не приходится кем-то командовать. Всегда смущался, когда техник отдавал ему рапорт. Потупит, бывало, глаза и не чает, когда закончится эта "процедура". Вася не раз попадал на зуб командиру: тот выговаривал ему "за низкую требовательность к подчиненным". А подчиненных у Васи - техник да оружейник, с которыми он обращался запросто. Командир сам был крут, но наделить такими же качествами Шамшурина ему никак не удавалось.

- И чего он на меня взъелся? - недоумевал Вася. На вид Шамшурин был неказистым. Лицо клинышком, большой лоб, а над ним непослушно торчит щетка прямых волос - все, что оставалось от стрижки под бокс. Чаще всего помалкивал, больше любил слушать других. Из всех летчиков выделялся своим тихим, но заразительным смехом. И, бывало, если чей-то рассказ на перекуре нас не веселил, обращались к Шамшурину:

- Вася, хихикни, а то не смешно!

...Полеты, полеты, полеты... Все измотались, а передышки не было. Войска противника оказались почти в полном окружении, но сколько их там на небольшом клочке земли! Бить не перебить! У нас же убывали не только физические силы: полк сильно поредел. Пришло, правда, пополнение, новички: Злобин, Папов, Чернец, Фоминых. Некоторые из них летали только на истребителях. Их нужно было переучивать.

Окончательно испортилась погода. Облачность прижимала нас к самой земле, и по штурмовикам стреляло все, что только могло стрелять. Самолеты возвращались буквально изрешеченными пробоинами, техники еле успевали их латать. Но и мы каждый раз оставляли на земле десятки полыхающих вражеских автомашин и танков, сотни скошенных очередями гитлеровцев.

...Восьмое ноября. Нам задача - уничтожить вражескую технику на окраине Дзуарикау.

Был полдень. Облака чуть приподнялись, открыв невысокие "ворота" между двумя хребтами. Уже хорошо.

Взлетели, понеслись на бреющем в сторону Столовой горы. При подходе к Орджоникидзе погода улучшилась: через разрывы в облаках солнце бросало свет на перекопанную траншеями и искромсанную снарядами, минами и бомбами землю.

Перелетели линию фронта, маневрируем в частых разрывах зениток, приближаясь к цели. Впереди, у самого подножия зеленых гор - будто игрушечные, белые домики, а рядом - дорога. На окраине Дзуарикау сады буквально забиты машинами. Наверное, фрицы приготовились к прорыву из окружения. Это наша цель.

Слева у меня теперь вместо Артемова идет Остапенко, справа Шамшурин, сзади еще Миша Талыков, Женя Ежов - сводная группа.

- Цель впереди... - предупреждаю ведомых.

Остапенко тут же подтянулся. Шамшурин почему-то приотстал. Что это? Под фюзеляжем его самолета, на котором надпись: "Отомстим за Мосьпанова!", заструился огонь: он тоненькой ниточкой потянулся к хвосту, разрастаясь на глазах. Значит, пробит нижний бензобак, что под ногами у летчика.

- Шамшурин, Шамшурин, снизу горишь, возвращайся! - передал ему как можно спокойней.

В ответ лишь легонько качнул с крыла на крыло. У него нет передатчика. Качнул крыльями - значит, слышит. Но почему не отворачивает? До линии фронта недалеко. А пламя все больше и больше, уже из боковой задвижки кабины заструился дым. Шамшурин сдвинул назад фонарь, взялся левой рукой за лобовое бронестекло, приподнялся, посмотрел вперед. Очки у него надвинуты на глаза что-то высматривает. Что же он медлит?!

- Прыгай!! - кричу ему. Он погрузился в дымную кабину, увеличил скорость, оказался впереди. Самолет с огромным огненным хвостом начал полого снижаться, удаляясь от нас. От него потянулись трассы - Шамшурин короткими очередями бил по скоплению машин на окраине Дзуарикау. Одна очередь, вторая, третья... Близко земля, надо выводить из угла!

- Вывод, вывод!! - успел я крикнуть. И тут же нагруженный бомбами штурмовик взорвался, в гуще машин покатился огненный ком.

- Атака! Атака!!

Мы один за другим перешли в пикирование туда, где пламя и дым...

...Танковые дивизии немцев предпринимали последние усилия, чтобы вырваться из ловушки, в которую попали. Пытались пробиться в Суарское ущелье у селения Майрамадаг, но там сражались курсанты-моряки. Штурмовики помогали им с воздуха. Враг не прошел. 11 ноября нам сообщили радостную весть: окруженная гизельская группировка противника разгромлена! Разбиты 13-я танковая дивизия, полк "Бранденбург", четыре отдельных батальона, потери понесли 23-я танковая и 2-я румынская горнострелковая дивизии. Захвачено около 2500 автомашин, 140 танков и много других трофеев. На поле боя противник оставил более пяти тысяч трупов.

Это была наша первая крупная победа на Кавказе. В полку уже распевали на мотив "Самовары-самопалы" самими же придуманную песню:

Как к Кавказу немцы рвались,

Мы хотим вам рассказать...

А на что они нарвались?

Без штанов пришлось бежать!

Наши соседи - сталинградцы начали окружение 330-тысячной группировки противника на Волге. Теперь-то все уже твердо верили, что скоро мы двинемся на запад.

Но не бывает бескровных побед. Полк в эти дни понес новую тяжелую утрату: в день окончательного разгрома гизельской группировки противника не вернулся наш Петро Руденко - самый закаленный боец. Он погиб в неравном бою с вражескими истребителями в районе Моздока.

Темно-синяя шинель с поблекшей эмблемой висела на гвозде, а на опустевшей койке рядом с набитой соломой подушкой стоял патефон. Я вспомнил сказанные Петром слова: "Як мене вже не стане, то подарить цей патыхвон тому летчику, який буде наихрабрейшим..." Мысленно перебирал имена погибших за эти дни... Все они сражались беззаветно, но этот патефон я бы отдал Василию Шамшурину. Бессмертен его огненный таран у Дзуарикау.