Хьюи Ньютон - Революционное самоубийство

Но Истеблишмент не отступал и намеревался заставить нас держать оборону. Окружной прокурор Аламедского округа предпринял действия, направленные на то, чтобы отдать меня под суд во второй раз. Еще более серьезными были меры, предпринятые прокурором с целью засадить за решетку Дэвида Хиллиарда, начальника штаба. Сфабрикованное против него обвинение тянулось еще с перестрелки 6 апреля 1968 года, когда был убит Бобби Хаттон. Дэвида Хиллиарда обвиняли в нападении с применением смертельного оружия на полицейского, «выполнявшего свой служебный долг». Дэвида арестовали тем же вечером, хотя не было никаких доказательств того, что у него было оружие или того, что он вообще находился на месте перестрелки. Несмотря на это, окружной прокурор, выступавший обвинителем по делу Дэвида Хиллиарда, получил таких присяжных на суде, которых хотел (они обычно так и делают), и смог подвести их к признанию Дэвида виновным по предъявленному обвинению, хотя прокурор сам не сумел доказать, что у Дэвида было оружие. Вновь партия «Черная пантера» получила такое «правосудие», какого мы ожидали. В июле Дэвида отправили в тюрьму штата на срок от одного до десяти лет, но потом быстро переправили в тюрьму Вакавиль, как поступили и со мной три года раньше.

На протяжении пяти лет с момента создания партии постоянно возникало ощущение, что время для нас измеряется не днями, годами или часами, а попаданием наших товарищей и братьев в тюрьму и их выходом оттуда, а также датами судебных слушаний, освобождений и судебных процессов. Наши жизни подчинялись не обычному ритму повседневных событий, а искусственно запущенному часовому механизму судебной процедуры. Дэвид еще не начал отбывать наказание, а наше внимание уже было приковано к приближающемуся суду над Джорджем Джексоном. Его ложно обвинили в убийстве тюремного охранника в Сан-Квентине. Судебный процесс должен был начаться 23 августа. За два дня до начала суда, 21 августа, Джордж Джексон был застрелен насмерть своими врагами. Он пытался спасти своих братьев из того же тюремного блока от резни, которую хотели устроить охранники. Сбылось его собственное пророчество: «Я знаю, они не успокоятся, пока окончательно не вышвырнут меня из этой жизни».

У Джорджа Джексона был талант. Подлинный талант — сам по себе редкостная вещь, которую следует ценить по достоинству. Но когда в чернокожем человеке талант соединяется с революционным пылом и революционным видением, Истеблишмент непременно избавится от него. Товарищ Джексон это понимал. Он знал, что дни его сочтены и готовился уйти из жизни как человек, искренне верящий в революционное самоубийство. На протяжении одиннадцати лет ему удавалось сохранять свободу в бесчеловечных условиях тюремной системы. Все это время он сопротивлялся тюремной администрации и вдохновлял своих братьев, оказавшихся в тюрьме, последовать его примеру. Штат отвечал соответствующим образом: в условно-досрочном освобождении Джексону постоянно отказывали, на семь лет посадили его в одиночную камеру. Он часто слышал обещания расправиться с ним: ему угрожали охранники, заключенные, называвшие себя «помощниками Гитлера». «Безликие садистские свиньи» пугали его «ножом и заточкой». И, в конце концов, они убили его.

За несколько месяцев до его гибели кольцо вокруг Джексона стало сжиматься. Он был одним из немногих заключенных, на которых надевали цепи и усиленно охраняли во время его нечастых походов в комнату для свиданий. Покушения на его жизнь стали случаться почти ежедневно. Но он не сдался и не отступил. В тюрьме выковался его дух, и Джордж часто цитировал слова Хо Ши Мина, чтобы описать свое сопротивление: «Несчастья закалили меня и превратили мой ум в сталь».

Я знал Джексона, как брата. Сначала я почувствовал его на духовном уровне, познакомившись с его сочинениями и услышав легенду, ходившую о нем в тюрьмах. Тогда я сидел в колонии для уголовных преступников, а он — в Соледадской тюрьме. Вскоре после моего прибытия в колонию я получил по тюремной почте просьбу Джорджа принять его в партию «Черная пантера». Эту просьбу мы охотно удовлетворили. Джордж был включен в ряды Народной революционной армии с присвоением званий генерала и фельдмаршала. В течение последующих трех лет мы поддерживали постоянную связь, обмениваясь сообщениями. Их передавали наши друзья, адвокаты и заключенные, которых перевозили из одной тюрьмы в другую. Несмотря на ограничения, действующие в тюремной системе, мы ухитрялись отправлять друг другу и письменные сообщения, и надиктованные на кассету. В числе того, что Джордж сделал для нашей партии, были статьи, написанные для газеты «Черная пантера». Эти статьи способствовали дальнейшему развитию нашей революционной теории и стали источником вдохновения для всех чернокожих братьев. В феврале 1971 года я получил следующее письмо от Джорджа:

2/21/71

Товарищ Хьюи,

Сейчас все спокойно, сегодня вечером у нас дисциплина и согласие. Завтра все может опять развалиться, но таковы мы.

У меня есть пара статей. Я бы хотел, чтобы их опубликовали в газете, в двух номерах подряд, т. е. через неделю. Сначала статья об Анжеле. Потом, если вы одобрите этот материал, я бы хотел что-нибудь писать в каждый номер или когда у вас найдется для меня место.

Если вы согласны, скажите мне, есть ли какой-то отдельный вопрос, который вы бы мне поручили освещать (комментировать).

Еще момент — я пишу как наблюдатель или как участник?

Окажите мне одну услугу — пожалуйста, не позволяйте никому что-либо убирать из текста или делать исправления, мне не нужен редактор за одним исключением: если то, что я скажу, не будет согласовываться с линией партии. В противном случае не разрешайте никому изменять даже слово. Когда я допускаю идеологическую ошибку, конечно, исправьте ее, чтобы материал соответствовал позиции партии. И не позволяйте им сокращать или сжимать текст; если что-нибудь покажется слишком длинным, разделите на две части.

Если вы захотите, чтобы я говорил неприятные вещи о тех, кто этого заслуживает, в этом случае для меня лучше всего занять позицию наблюдателя, тогда будет меньше противоречий вами и теми людьми, с которыми, возможно, вы должны работать.

Вы сказали, что между нами как-то раз возникло «непонимание», но это мы уже прояснили. Когда это было, чтобы мы неправильно понимали друг друга?

Будьте очень осторожны с сообщениями и вообще любым словом, которое, предположительно, пришло от меня. Я действительно не припомню ни одного разногласия.