Исай Абрамович - Взгляды

«Да, — писал А. И. Солженицын, — можно выделить, перечислить и оценить отдельные мысли из смежных статей «Молодой гвардии», весьма неожиданные для советской печати».

И дальше он приводит мысли этого критика, созвучные ему, а в скобках дает им свою оценку:

«1. Нравственное предпочтение «пустынножителям», «духовным ратоборцам», раскольникам перед революционными демократами (как прохороводили они нас от Чернышевского до Керенского). («Честно говоря, присоединяюсь», — пишет Солженицын).

«2. Что в дискуссиях «Современника» мельчали и покрывались публицистическим налетом культурные ценности 30-х годов ХIX-го столетия». («От вечного? — мельчали, конечно».).

«3. Что передвижники не выражали народной тоски по идеалу красоты, по нравственной силе, а Нестеров и Врубель возродили ее». («Не может быть оспорено».).

«4. Что в 1910 годы культура сделала новые шаги в художественном развитии человечества, и упреки Горькому за оплевывание этого десятилетия». («Не вызывает сомнений».).

«5. Народ хочет быть не только сытым, но и вечным». («А уж если не так, то ничего мы не стоим»).

«6. Земля вечное и обязательное, в отрыве от нее не жизнь». («Да, я ощущаю так»).

«7. Деревня оплот отечественных традиций». («Опоздано. Сейчас, увы, уже не оплот, ибо деревню убили. Но было так. Разве царский Санкт-Петербург? Или Москва пятилеток?»).

«8. Еще купечество ярко проявляло в себе русский национальный дух». («Да, не меньше крестьянства. А сгусток национальной энергии наибольший»).

«9. Народная речь — питание поэзии». («На том стою и я».).

В этом перечне взглядов Солженицына, которые составляют основу его философских принципов, дан также и перечень вопросов, которые разделяют его мировоззрение от марксизма.

Перед нами, таким образом, вырисовываются две концепции. С одной стороны, доктрина марксизма, которая, если говорить о российской почве, берет свое начало от Радищева, декабристов, Белинского, Герцена, Чернышевского, Добролюбова, народовольцев, «Земли и воли», «Черного передела», «Группы освобождения труда» — предшественников революционного марксизма в России.

С другой стороны, концепция Солженицына, которая берет свое начало от «пустынножителей», «духовных ратоборцев», раскольников, славянофилов, являющихся предшественниками идей Солженицына. Последний так же, как и славянофилы и народники, верит в особый путь развития России. Отрицает роль классовой борьбы и приемлемость для России демократии. Подчеркивает роль деревни как оплота отечественной традиции и выдающуюся роль православия в воспитании русского народа.

Отмечая близкие его взглядам нотки в статьях Чалмаева и других «смежных статьях» «Молодой гвардии», А. И. Солженицын резко критикует авторов этих статей за их стремление совместить русскую национальную идею с коммунизмом.

«Конечно, — пишет Солженицын, — идея эта была разряжена в коммунистический лоскутный наряд, то и дело авторы, повторяя коммунистическую присягу, лбом стучали перед идеологией, кровавую революцию прославляя как «красивое праздничное деяние» — и тем самым впадая в уничтожающее противоречие, ибо коммунистичность истребляет всякую национальную идею (как это и произошло на нашей земле), невозможно быть коммунистом и русским… надо выбирать». («Бодался теленок с дубом»).

Противоположную Солженицыну точку зрения изложил выдающийся русский историк-философ религиозно-православного направления Н. Бердяев, в своей книге «Истоки и смысл русского коммунизма».

«Большевизм, — говорил Бердяев, — гораздо более традиционен, чем это принято думать, он согласен со своеобразием русского исторического процесса. Произошла русификация и ориентализация марксизма.

…Но самый большой парадокс в судьбе России и русской революции в том, что либеральные идеи, идеи права, как и идеи социального реформизма, оказались в России утопическими. Большевизм же оказался наименее утопическим и наиболее реалистическим, наиболее соответствующим ситуации, как она сложилась в России в 1917 году, и наиболее верным некоторым исконным русским традициям и русским исканиям универсальной социальной правды, понятой максималистически, и русским методам управления и властвования насилием. Это было определено всем ходом русской истории, но также и слабостью у нас творческих духовных сил. Коммунизм оказался неотвратимой судьбой России, внутренним моментом в судьбе русского народа…

…Русская революция универсальна по своим принципам, как и всякая большая революция (чего Солженицын не понимает), она свершилась под символикой интернационала, но она же и глубоко национальна, и национализируется все более и более по своим результатам… Только в России могла произойти коммунистическая революция. Русский коммунизм должен представляться людям запада коммунизмом азиатским… Самый интернационализм русской коммунистической революции — чисто русский, национальный».

Вся книга Н. Бердяева направлена против взглядов, которые отстаивает А. И. Солженицын. Бердяев доказывал, что именно в русском коммунизме нашла отражение идея великодержавности.

«Как это парадоксально ни звучит, — писал он, — но большевизм есть третье явление русской великодержавности, русского империализма: первым явлением было Московское царство, вторым явлением — Петровская империя. Большевизм — это сильное централизованное государство. Произошло соединение воли к социальной правде с волей к государственному могуществу, и вторая воля оказалась сильнее». (там же).

В журнале «Новый мир» № 4 за 1969 год была помещена статья А. Дементьева «О традиции и народности», направленная против великорусского национализма Чалмаева и других авторов «Молодой гвардии».

Говоря об этой статье А. Дементьева, А. И. Солженицын писал:

«Вот что нам угрожает. Не национальный дух в опасности, не природа наша, не душа, не нравственность, а марксизм-ленинизм в опасности, вот как пишет наш передовой журнал».

Солженицын не задумывается над тем, почему журналу «Молодая гвардия» в обстановке строжайшей цензуры удалось напечатать статьи Чалмаева и других смежных авторов, посвященные пропаганде идей великорусского национализма. Не понял он и другого.

«Но вот удивительно, — писал он, — из того мычания вырывались похвалы «святым праведникам, рожденным ожиданием чуда ласкового добра».

Не понял, хотя и писал там же, что «эти статья все же не зря обращали на себя много гнева с разных сторон».

Не понял также и того, почему против Чалмаева выступил не какой-либо другой журнал, а именно «наш передовой журнал» «Новый мир». Но главное, чего не хочет видеть и понимать А. И. Солженицын, это то, что современные советские руководители давно уже отошли от подлинного марксизма и стали, так же, как и Солженицын, защитниками национальной идеи, но в современной, а не старомодной модификации. Только поэтому и выступил против Чалмаева не какой-нибудь другой журнал, а именно передовой и марксистский журнал «Новый мир».