Лэнс Армстронг - Не только о велоспорте: мое возвращение к жизни

Так я и сделал. Как лидер я популярностью не пользовался — не только у команды «Subaru- Montgomery», но и среди итальянских болельщиков «Subaru-Montgomery», которым так не нравилось видеть впереди американца, что они сыпали на дорогу битое стекло и кнопки, надеясь, что я проколю колеса. Но по мере приближения гонки к финишу итальянцы стали относиться ко мне теплее, и на финишной черте уже приветствовали меня радостными криками.

Я выиграл. Я сделал это, обеспечив американской команде победу в европейской гонке. Наша команда была в экстазе, как и Крис. Когда я после награждения сошел с пьедестала, Крис произнес слова, которые навсегда остались у меня в памяти:

— Однажды ты выиграешь «Тур де Франс». Велоспорт приносит молодому гонщику больше разочарований, чем наград. После Олимпиады я, как и планировал, перешел в профессионалы — и первую же гонку в новом качестве закончил последним.

Мое выступление на Играх в Барселоне нельзя было назвать успешным: в шоссейной гонке я финишировал четырнадцатым, но мне каким-то образом удалось произвести впечатление на одну из самых влиятельных фигур в американском велоспорте — человека по имени Джим Очович, который решил рискнуть и заключил со мной контракт.

Оч, как все его называли, был руководителем команды, которая состояла преимущественно из американских гонщиков и которую спонсировала компания «Motorola». Оч был одним из пионеров американского профессионального велоспорта: еще в 1985 году он организовал подобную, преимущественно американскую, команду и доказал, что гонщики из США способны на равных соперничать в этом традиционно европейском виде спорта. Год спустя, в 1986 году, Грег Лемонд выиграл «Тур де Франс», и эта знаменитая на весь мир гонка вошла и в сознание американцев.

Оч усиленно занимался подготовкой молодых американских гонщиков, и Крис направил меня к нему. Мы познакомились между этапами «Тур Дюпон» — самой престижной многодневной гонки, проходящей по американской земле. Я отправился для разговора в гостиничный номер Оча, и наша беседа окончилась подписанием контракта. Оч, по сути, заменил мне отца, хотя тогда я этого еще не понимал.

Это был долговязый, неуклюжий мужчина сорока с небольшим лет с вечной широкой улыбкой на лице. Он говорил тихо и легко переходил на смех. Я рассказал ему о своем происхождении и послужном списке, а он объяснил, какого именно гонщика ищет: он хотел найти молодого американца, который смог бы пойти по стопам Лемонда и выиграть «Тур де Франс». Возглавляемой им команде пару раз удавалось подниматься в этой гонке до четвертого места, но побед еще не было.

Оч спросил, каковы мои собственные амбиции.

— Я хочу стать лучшим в мире гонщиком, — сказал я.

— Я хочу поехать в Европу и выступать как профессионал. Я хочу быть не просто хорошим велосипедистом, а самым лучшим.

Очу это понравилось. Он вручил мне контракт и велел упаковывать вещи для поездки в Европу.

Моей первой гонкой в новом статусе была «Классика Сан-Себастьяна». Хоть ее называют «классикой», на самом деле это совершенно изматывающая однодневная гонка протяженностью более 150 километров, зачастую по таким дорогам, на которых жутко трясет, да еще в ужасную погоду. Эта гонка настолько же жестока, насколько престижна. Сан-Себастьян оказался чудесным приморским городком в Стране Басков, но в день моего дебюта шел дождь, было пасмурно и ужасно холодно. Нет ничего более неприятного, чем ехать на велосипеде под дождем, потому что ты никак не можешь согреться. Майка с лайкрой становится твоей второй кожей. Намокнув под дождем, она намертво приклеивается к телу, и холод, смешавшись с потом, пробирает до самых костей. Мышцы коченеют, тяжелеют, затвердевают и быстро устают.

Дождь в день моего дебюта был такой холодный и колючий, что причинял боль. Уже вскоре после старта, не выдержав этого ледяного и жалящего дождя, я, дрожа от холода и из последних сил пытаясь крутить педали, все же начал отставать и вскоре оказался самым последним. Пелотон впереди меня все редел, поскольку многие гонщики сходили с дистанции. То один, то другой съезжал на обочину и отказывался от дальнейшего участия. Мне хотелось сделать то же самое, надавить на тормоза, распрямить спину и сойти с трассы. Это было бы так просто. Но я не мог — ведь это был мой первый старт в ранге профессионала. Это было бы слишком унизительно. Что обо мне подумали бы товарищи по команде? Я не пасую перед трудностями.

Почему бы просто не сдаться?

«Сынок, никогда не сдавайся!»

С дистанции сошли 50 велосипедистов, но я продолжал гонку. Из 111 участников я пришел самым последним, отстав от победителя почти на полчаса. Пока я карабкался на последний подъем, собравшиеся испанские зрители принялись потешаться надо мной. «Посмотрите на этого бедолагу, который тащится последним», — услышал я.

Несколько часов спустя я сидел в мадридском аэропорту, ссутулившись в кресле. Мне хотелось бросить этот спорт. Это была самая отрезвляющая гонка в моей жизни. По дороге в Сан-Себастьян я надеялся выиграть, а теперь уже сомневался, стоит ли мне вообще заниматься велоспортом. Как они смеялись надо мной!

Профессиональный велоспорт оказался труднее, чем я думал: темп выше, дистанции тяжелее, конкуренция куда более жесткая, чем я мог себе представить. Я вытащил из кармана стопку неиспользованных авиабилетов. Среди них я нашел обратный билет в Штаты и уже думал воспользоваться им. «Может, мне стоит просто вернуться домой, — думал я, — и найти себе занятие, в котором я больше преуспею?»

Я нашел таксофон, позвонил Крису Кармайклу и рассказал ему о своей печали, о своих сомнениях. Крис молча слушал, а потом сказал:

— Лэнс, из этого опыта ты можешь извлечь для себя больше уроков, чем из любой другой гонки в твоей жизни.

По его словам, я был прав в том, что решил остаться на дистанции и финишировать, ведь тем самым я доказал своим товарищам по команде, что я крепкий боец. Чтобы они могли рассчитывать на меня, они должны знать, что я не из тех, кто сдается. И теперь они знают это.

— Хорошо, — сказал я. — Хорошо, я останусь.

Я повесил трубку и сел в самолет, который доставил меня к месту следующей гонки. У меня было только два дня на передышку, а потом я должен был принять участие в чемпионате Цюриха. Мне нужно было многое доказать, себе и всем остальным, — и если только мое сердце не выскочит из груди, я никогда больше не буду последним.

В Цюрихе я пришел вторым. Я пошел в отрыв с самого начала и оставался впереди практически до конца дистанции. В тактическом плане я плохо понимал, как следовало вести эту гонку, — просто пригнул голову и устремился вперед, а когда поднялся не пьедестал, испытывал не столько радость, сколько облегчение. «Ладно, — говорил я себе, — кажется, я все-таки чего-то стою».