Лео Яковлев - Достоевский: призраки, фобии, химеры (заметки читателя).

«Братья Карамазовы» — последний роман Федора Достоевского. Он приступил к нему в начале июля 1878 г. по возращении из поездки с Вл. Соловьевым в Оптину пустынь и закончил в ноябре 1880 г. 8 ноября 1880 г., отсылая заключительный «Эпилог» в редакцию «Русского вестника», Достоевский писал Николаю Любимову: «Ну вот и кончен роман! Работал его три года, печатал два — знаменательная для меня минута. К Рождеству хочу выпустить отдельное издание». Действительно, работа Достоевского над романом, анонсированным «Московскими ведомостями» 2 декабря 1878 г., продолжалась в течение всего периода его журнальной публикации — с начала 1879 г. по конец 1880 г.

Почти на весь период работы над этим романом Достоевский прекратил публикацию «Дневника писателя» (с декабря 1877 г. по август 1880 г.). В то же время предшествовавшие «Братьям Карамазовым» выпуски «Дневника писателя» были своего рода творческой лабораторией последнего романа, о чем он сам писал Христине Алчевской 9 апреля 1876 г. Это его письмо Алчевской послужило для литературоведов руководящим указанием направления исследований историко-философской основы «Братьев Карамазовых». Ими были проанализированы все аспекты отражений «Дневников» в тексте романа, кроме второй и третьей глав их мартовской (1877 г.) книжки, поскольку «еврейского вопроса» в бывшем СССР, как известно, не существовало. Лишь в двадцатых и в первой половине тридцатых годов (по 1935 г.) советские литературоведы еще осмеливались касаться отблесков этой проблемы в последнем романе Достоевского, но даже память об этих опытах впоследствии была выкорчевана.

Формально исследователи, по цензурным соображениям пренебрегавшие «еврейским вопросом», были правы: действие «Братьев Карамазовых» разворачивается в затерянном в русской глубинке городке «Скотопригоньевске», находящемся по сугубо православную сторону черты оседлости, в котором еврейского населения вообще не было, и соответственно ни один еврей на страницах этого романа не появляется. Ну а раз нет евреев, то вроде бы и не может быть «еврейского вопроса». Тем не менее, если ружье висит на стене в начале события (в данном случае — еврейский вопрос в «Дневниках писателя»), то оно должно обязательно каким-то образом выстрелить впоследствии (в данном случае — в романе, основанном на вышеупомянутых «Дневниках»). Попытаемся же определить след этого «выстрела».

«Древом Зла» в романе Достоевского является Федор Павлович Карамазов. Вот как его характеризует Достоевский: «Теперь же скажу об этом «помещике» (как его у нас называли, хотя он всю жизнь совсем почти не жил в своем поместье) лишь то, что это был странный тип, довольно часто, однако, встречающийся, именно тип человека дрянного и развратного, но вместе с тем и бестолкового, — но из таких, однако, бестолковых, которые умеют отлично обделывать свои имущественные делишки и только, кажется, одни эти. Федор Павлович, например, начал почти что ни с чем, помещик он был самый маленький, бегал обедать по чужим столам, норовил в приживальщики, а между тем в момент кончины его у него оказалось до ста тысяч рублей чистыми деньгами. И в то же время он все-таки всю жизнь свою продолжал быть одним из бестолковейших сумасбродов по всему нашему уезду. Повторю еще: тут не глупость; большинство этих сумасбродов довольно умно и хитро, — а именно бестолковость, да еще какая-то особенная, национальная».

И эта его единственная национальная черта — бестолковость, сочеталась с вполне еврейскими, по представлению автора «Дневника писателя» за 1877 год, обогатившими его занятиями — ростовщичеством и винной торговлей, о которых вскользь говорится в романе. На первый взгляд может показаться, что здесь Достоевский художественными средствами реализует свою мысль о том, «что все кабатчики неевреи, право, стоят кабатчиков евреев», высказанную на страницах «Гражданина» в январе 1873 г. Это, однако, не совсем так. Уже в третьей главе первой книги «Братьев Карамазовых» автор-рассказчик сообщает нам: «Взял он эту вторую супругу свою…

Софью Ивановну, из другой губернии, в которую заехал по одному мелкоподрядному делу, с каким-то жидком в компании». Уже по одному этому намеку становится ясно, что деловая хватка Федора Павловича замешана на «еврейских дрожжах».

Дальше «еврейский мотив» в саге о Федоре Павловиче Карамазове начинает звучать сильнее и определеннее: «Года три-четыре по смерти второй жены он отправился на юг России и под конец очутился в Одессе, где и прожил кряду несколько лет. Познакомился он сначала, по его собственным словам, «со многими жидами, жидками, жидишками и жиденятами», а кончил тем, что под конец даже не только у жидов, но «и у евреев был принят».

Для непонятливых Достоевский поясняет: «Надо думать, что в этот-то период своей жизни он и развил в себе особенное уменье сколачивать и выколачивать деньгу». Еврейская (по представлениям Достоевского) Одесса и в дальнейшем была для грязной душонки Федора Павловича местом отдохновения, куда он устремлялся всякий раз, когда ему досаждала русская уездная жизнь. Не было ничего национального и во внешнем облике Федора Павловича, на лице которого выделялись «плотоядный длинный рот с пухлыми губами» и нос «очень тонкий с сильно выдающейся горбиной».

Массовый читатель (речь идет о времени не менее чем тридцатилетней давности, поскольку в нашем бурном «сегодня» вряд ли у Достоевского имеется «массовый читатель») обычно наскоро пробегает эти первые страницы «Братьев Карамазовых», но это не означает, что в его подсознании не откладывается представление о наверняка нерусской сущности наиболее отвратительных черт личности Федора Павловича, а читатель более внимательный, может быть, тоже подсознательно, фиксирует и неназойливое (в отличие от «Дневника писателя») указание на еврейские корни описываемого в романе «древа зла».

После первой книги «жиды, жидишки и жиденята» практически исчезают со страниц «Братьев Карамазовых» надолго, но не навсегда. «Их» присутствие «за кадром» ощущается в повадках и спекуляциях русской красавицы Грушеньки, которая «деньгу нажить любит, наживает, на злые проценты дает, пройдоха, шельма, без жалости», и которая «особенно в последний год пустилась в то, что называется «гешефтом», и что с этой стороны она оказалась с чрезвычайными способностями, так что под конец многие прозвали ее сущей жидовкой». Не обходится без «них» и некое развратное действо: на «почти оргию, пир на весь мир», разыгравшиеся ради «сущей жидовки» Грушеньки: невесть откуда «жидки со скрипками и цитрами тоже прибыли». И действительно: откуда?