Натан Гимельфарб - Записки опального директора

Кроме Бори и Иосифа, никто из нас тогда ещё не курил, но, как и все остальные бойцы, мы получали махорку и пользовались перекурами.

На одном из перекуров, в последний день перед уходом из Гуляй- Поля, мы поклялись беречь нашу дружбу в новых условиях и помогать друг другу в любой ситуации.

На рассвете 26-го августа полк покинул Гуляй-Поле. Двигались не спеша со скоростью около пяти километров в час. Шли строем по узкой дороге, мощённой булыжником, ведущей к асфальтированному шоссе на Днепропетровск. Ничто не нарушало утренней тишины. День ожидался солнечный, жаркий, какие обычно бывают на юге Украины в это время года, однако утро было довольно прохладным. По дороге пока не встречались ни машины, ни пешеходы. Только в селе, раскинувшемся по обе стороны дороги, можно было заметить и услышать первые приметы пробуждающейся деревенской жизни. Подросток-пастушок выгонял скот на выпас. Лаяли собаки, как бы обмениваясь утренними приветствиями.

Наша семёрка шла в одной шеренге. В ней же был и Василий Степанович. За эти дни мы очень привязались к нему. Хоть командиром он был не для всех из нас, все мы ему бесприкословно подчинялись. Он стал для нас и учителем, и старшим другом. Чувствовалось, что наша тяга к нему была ему по душе и он не только не пытался её ограничивать, а наоборот всем своим видом и поведением способствовал нашему с ним сближению.

Женя заметил, что ритм нашего движения небольшой и, что в нашем пешем марше на Ворошиловград мы двигались быстрее, на что Василий Степанович ответил, что быстрее двигаться нельзя и что эта скорость является предельной при полной солдатской экипировке. Кроме вещмешка с запасом продуктов и личной утварью, шинели, скатанной в рулон, и накинутой через плечо, лопатки, котелка, баклажки и ружья, нам ещё приходилось тащить на себе пулемёт в разобранном на части виде.

Вскоре мы убедились, что командир был прав. Когда прошли первые десять километров и был объявлен привал, мы почувствовали не только предельную усталость, но и ощутимую боль в плечах и суставах, от которой не полностью отошли даже после получасового отдыха.

Ещё труднее было идти днём, когда стало припекать солнце. Хоть мы и имели двухчасовой обеденный отдых у реки, смогли искупаться, поесть концентратной каши, попить чайку и даже подремать в сосновой роще, во второй половине дня мы смогли пройти только десять километров и почувствовали, что это предел наших возможностей. Благо, что это и был финал намеченного дневного маршрута и полк остановился на отдых в лесу, у небольшого озера.

Всего за день мы прошли около тридцати километров, а устали больше, чем после 45 километровых дневных переходов в колонне допризывников.

Под руководством Василия Степановича построили удобный шалаш из веток, развели небольшой костёр, собрали на колхозном поле кукурузы и картошки и соорудили роскошный ужин с зажаренным на огне салом из нашего сухого пайка, печённой картошкой, сваренной в котелках кукурузой и горячим чаем с привкусом дыма.

После ужина Наум играл на гармошке и гитаре, с которыми не расставался всё это время. Пели довоенные русские и мелодичные украинские песни. К нашему костру пришли командир полка и комиссар, которые оказались большими любителями музыки. Майор Кийков обладал прекрасным басом, а у комиссара Белкина был неплохой тенор. Вместе с баритоном Иосифа и нашей негромкой поддержкой, песни звучали очень мило и задушевно. Несмотря на усталость, никому не хотелось спать и общение с музыкой продолжалось до позднего вечера, пока не раздалась команда отбоя и отхода ко сну.

Долго ещё, лежа на свежем сене в своём шалаше, говорили мы о войне, о жизни солдатской, оснащении и вооружении нашей армии и ее возможностях противостоять наступающим немецким войскам, вооружённым по последнему слову военной техники.

Теперь, уже на примере нашей дивизии, мы поняли реальное положение в «легендарной и непобедимой» Красной Армии. В то время как солдаты немецких мотострелковых частей были вооружены лёгкими автоматами новейшей конструкции, наши красноармейцы в пехотных частях, в основном, пользовались устаревшей тяжёлой винтовкой со штыком. Если немцы практически не совершали пешеходных маршей, а перемещались на совремённых транспортных средствах, то наши бойцы и командиры преодолевали многокилометровые переходы пешком, таская на себе полуторапудовый груз оружия, боеприпасов, снаряжения, солдатской амуниции и продуктов питания. Тогда как немецкие мотострелковые части имели постоянную поддержку и прикрытие танковыми и авиационными подразделениями, не говоря уже об артиллерийской и миномётной подготовке каждой их операции, наши пехотные полки и дивизии могли рассчитывать, обычно, только на себя и свои собственные небольшие и слабо оснащённые миномётные и пулемётные части, неспособные противостоять танкам и артиллерии противника.

Ни в какое сравнение с немецким было и наше обмундирование. Даже кирзовые сапоги мало кому доставались. Основной обувью были тяжёлые, как кандалы, ботинки и обмотки. Несравнимым было и солдатское питание. Немцы получали калорийные и вкусные концентраты, галеты, мясные и рыбные консервы, сухое молоко и кофе, а наши сухие пайки состояли, в основном, из концентратов перловой или пшённой каши, пожелтевшего сала с прогорклым привкусом от долгого хранения или селёдки не первой свежести.

Вот и сейчас, на передислокацию нашей дивизии на фронт не нашлось автомобилей, и мы должны были пройти несколько сот километров пешком, гружённые, как лошади, оружием, боеприпасами и амуницией.

И вновь кощунственно звучали в ушах слова из той популярной довоенной песни: «Если завтра война, если завтра в поход, мы сегодня к походу готовы.»

Какое бахвальство?! Какая бессовестная ложь, и как легко мы ей верили!

По мере приближения к Днепропетровску чувствовалось, что фронт уже совсем рядом. Немецкие самолёты большими группами почти непрерывно находились в воздухе то ли на пути к объектам бомбёжек, то ли возвращаясь на свои базы. Нередко и одиночные самолёты совершали разведывательные полёты на небольшой высоте с целью поиска объектов бомбёжки.

Полк двигался на северо-запад, соблюдая меры предосторожности и маскировки. Шли просёлочными дорогами, предпочитая лесистую местность, вдоль неубранных ещё посевов кукурузы, используя для маскировки рельеф местности.

И всё же на второй день марша мы подверглись бомбёжке.

Василий Степанович первым услышал характерный звук, появившихся из-за горизонта немецких самолётов и скомандовал бежать в придорожный кустарник. Пока самолёты разворачивались для бомбёжки, мы успели рассредоточиться, укрыться в зарослях и прижаться к земле. Бомбы рвались рядом, но никто из нашего взвода не пострадал. В полку же были убитые и раненые.