Алексей Федоров - Последняя зима

Снова и снова подтверждалось, что буржуазные националисты не имеют решительно никакой поддержки в народе, что так называемая Украинская повстанческая армия вовсе и не армия в современном понятии, а разрозненное, недисциплинированное, плохо обученное и еще хуже вооруженное войско. Состав его больше чем наполовину даже и не украинский по национальности. Бандеровцы заставляют служить у себя и русских, и белорусов, и представителей многих восточных народностей.

Велика была ненависть к бандеровцам у многих подневольных солдат УПА. Вот один из необычайно ярких фактов, рассказанных Сысоевым.

Перед тем как попытаться форсировать Стоход, националисты устроили в селе Большой Обзырь нечто вроде смотра своих сил. Во всех подразделениях проверялась готовность оружия. Павел Васильевич к тому времени уже успел познакомиться довольно близко с командиром одного из минометных расчетов. Звали этого минометчика Михаилом, был он родом с Кавказа, тоже бежал из немецкого плена, тоже по воле обстоятельств оказался затем у бандеровцев. Чувствовалось, что Михаил охотно перешел бы к партизанам. А вот перед самой проверкой минометов бросил он Сысоеву такую фразу:

- Наступать собираются? Хорошо же! Я им понаступаю!

Дошла очередь и до проверки батальонного миномета Михаила. Вокруг собрались "проверяющие", командир взвода приказал сделать пробный выстрел. Кавказец взял мину, опустил ее в ствол, и тут сразу раздался взрыв... Миномет разнесло в куски, командиру взвода оторвало руку, восемь бандеровцев были убиты наповал, погиб и Михаил.

- Националисты приписали это несчастному случаю, - усмехнулся Павел Васильевич, - но случайности тут не было! Мне сразу вспомнилась угроза минометчика: "Я им понаступаю!" Конечно же он нарочно поставил дистанционную трубку на нуль, чтобы разрыв произошел мгновенно. Жизни не пожалел человек, стремясь нанести удар по врагу! И нанес!..

"Да, великим мужеством обладают наши советские люди, проявляя его всегда, везде", - подумал я, узнав об атом подвиге.

Ответ из Генштаба на мой запрос относительно Сысоева пришел через несколько дней. Шифровка подтверждала все данные, сообщенные о себе Павлом Васильевичем. Он числился без вести пропавшим. Далее следовала строка: "Сысоева немедленно отправьте в Москву".

Я пригласил к себе генерала и молча придвинул к нему лежавший передо мной листок бумаги. Он прочел и вздохнул:

- Другого и не могло быть!.. Я так и думал. Но прошу вас, Алексей Федорович, как человека, как коммуниста прошу, дайте мне возможность повоевать! Вот кончится война, и тогда, если в чем виноват, за все отвечу.

- Понимаю... Все понимаю! Но я получил приказ... Тут надо подумать, Павел Васильевич. Мы встретимся завтра утром.

Я думал и днем и всю ночь напролет. Трудная, мучительно трудная стояла передо мной проблема.

Конечно, всех вернувшихся из плена надо было строжайшим образом проверять. Безусловно, любой нарушитель воинской присяги заслуживал суровой кары. Однако нельзя в каждом человеке, побывавшем в плену, видеть шпиона и предателя.

Кому, как не мне, знать многих, очень многих бывших военнопленных и окруженцев! Сотни из них примкнули к нашим партизанским отрядам еще на Черниговщине. Сотни влились в наше соединение во время его рейда на Волынь. Десятки пополняли наши партизанские ряды и теперь. Да, среди них попадались вражеские лазутчики. Мы умели выявлять негодяев, были к ним беспощадны. А остальные? Как правило, люди, испытавшие на себе все ужасы фашистской неволи, сражались с особым ожесточением. Сколько таких погибло настоящими героями! Сколько живых отмечено знаками боевой доблести!

"Дайте мне повоевать", - просил Сысоев. Просьба законная! Нельзя отправлять его на Большую землю. Нельзя! Неизвестно, чем может кончиться для Павла Васильевича эта поездка. Рубануть сплеча проще всего.

Ворочаясь в постели и выкуривая одну за другой самокрутки, я вспомнил историю политработника Семена Лузина.

Был у нас батальон, выросший из маленького, всего-то в 11 штыков, партизанского отряда. Возник этот отрядик на Орловщине, но в феврале 1942 года перешел в соседнюю Черниговскую область, где влился в наше соединение. Он стал быстро расти, крепнуть и уже через два-три месяца превратился в надежную боевую единицу. Во многих операциях проявил себя с наилучшей стороны и политрук-орловец С. Н. Лузин.

Но вот как-то летом прибыл к нам с Большой земли самолет. Он доставил взрывчатку, оружие, почту, нужных соединению людей, а сверх того и связного, сообщившего, что этот самый Лузин приговорен заочно к суровому наказанию, отбывать которое ему предстоит после войны. Но за что? Почему вдруг?

Оказывается, Лузину инкриминировалась выдача гестаповцам заложенных в лесах партизанских баз снабжения. Я не мог поверить, что на это способен человек, которого уже полгода знаю как хорошего, боевого политрука. Нет, здесь что-то не так... Обком решил, что нам самим необходимо провести дополнительное следствие.

И что же в результате выяснилось? Однажды еще на Орловщине, идя на связь, Лузин был схвачен гестаповцами. Его подвергли жесточайшим пыткам. Человек почувствовал, что дальше их не выдержит. Спастись можно было, лишь вырвавшись из вражеских лап! Но как бежать? Лузин решил перехитрить фашистов. Он действительно повел гестаповцев в лес. Он действительно показал им, где были зарыты две бочки бензина. Затем увлек за собой дальше, в густые заросли. Будто отыскивая главную базу с оружием, Лузин долго водил гестаповцев из стороны в сторону, пока наконец не улучил момент, чтобы прыгнуть в кусты и скрыться.

Обстоятельства побега были хорошо известны партизанам-орловцам. Лузин ничего не скрывал. И все же проявленная им в борьбе с врагом своего рода военная хитрость неожиданно обернулась против него страшным обвинением в сотрудничестве с врагом.

Надо было добиваться отмены несправедливого приговора, вынесенного явно второпях, без достаточно веских оснований, который продолжал бы висеть над нашим партизаном. Но по закону невозможно отменить приговор, формально вошедший в силу. Оставался единственный путь - ходатайствовать перед Верховным Советом СССР о помиловании Лузина. Когда мне снова удалось побывать в Москве (это было уже в ноябре 1942 года), я имел при себе всю нужную документацию. Всесоюзный староста Михаил Иванович Калинин принял меня и внимательно выслушал.

- Я вижу, вы своих депутатских обязанностей и в партизанах не забываете! - сказал Калинин.

- У меня все обязанности перемешались, Михаил Иванович, - ответил я. - Как тут отделить депутатские обязанности от командирских и партийных? Человек-то один!

Президиум Верховного Совета быстро разобрался в деле Семена Лузина. Он был помилован, а затем и полностью реабилитирован. Лузин отлично воевал, был награжден орденом Ленина... А ведь другой могла стать судьба этого человека! И какой она будет у Сысоева, если отправим его из соединения?!