Алексей Федоров - Последняя зима

Мне принесли папку и расшифровку недавней радиограммы, полученной из-под Радехова. Освежив в памяти донесение нашего разведчика, я убедился, что сообщенные им факты как бы предваряли содержание письма с бурым пятном крови. Из серой папки я вынул еще два документа: лист почтовой бумаги, заполненный плотным косым женским почерком, и фотокопию официального отношения со штампом немецкого коменданта города Камень-Каширского.

Теперь передо мной лежало четыре документа. Они могли служить прекрасной иллюстрацией к тому, как украинские буржуазные националисты, скатываясь все ниже, достигли предела своего падения. Об истории этих документов стоит рассказать, и я начну с письма, написанного женской рукой.

* * *

Один из районных центров Волынской области - город Камень-Каширский расположен в 54 километрах севернее Ковеля, с которым связан железнодорожной веткой. Ветка заканчивалась тупиком и военного значения почти не имела. Поэтому наши минеры ее не трогали.

Население Камень-Каширского достигало всего десяти тысяч человек. Весь городок состоял из нескольких улиц, пыльной торговой площади и одной или двух церквей. В центре высился Народный дом, построенный незадолго до начала войны владельцем ближайшего сахарного завода и другими польскими богачами. Паны-благотворители не пожелали слишком близко общаться с "черной костью" и для своих собственных развлечений оборудовали на крыше Народного дома танцевальную площадку, куда простому люду вход был строжайше запрещен.

Летом 1943 года Камень-Каширский находился в руках бандеровцев. Немцев это беспокоило мало. Их вполне устраивала деятельность обосновавшегося в городке представителя ОУН некоего Устина Кузьменко по кличке Ярослав.

Каждый вечер этот бандеровский фюрер местного значения взбирался на бывшую танцевальную площадку, где для него и для его приближенных устроили теперь питейное заведение, нечто вроде кабака. Тут на свежем воздухе бандитские атаманы глушили крепчайший, двойной очистки самогон, бахвалились друг перед другом своими кровавыми похождениями и орали пьяными голосами "Полесское танго":

Все Полесье в болотах и реках,

Пол-Полесья вода залила...

Кое-где хуторок одинокий,

Только кое-где хаты села.

Ярослав-Кузьменко часто пускался в пляс, подпевая нестройному хору своим хрипловатым испитым тенорком:

Что нам тропики, пальмы, пампасы,

Что Ривьера, и Крым, и Кавказ!

Если видеть хотите красоты,

Приезжайте в Полесье. Ждем вас!

Кузьменко не только пьянствовал здесь, но и вел деловые разговоры, принимал доклады, давал директивы... Доклады были все на один манер: там-то убили столько-то поляков, там-то насильно взяли в банду столько-то крестьян, там-то за связь с партизанами казнены такие-то. Выслушав доклад, Кузьменко ронял только одно слово: "Мало!" И все его директивы сводились к однообразному требованию усилить террор, расширять вооруженные оуновские шайки.

Нам пришлось принять свои меры. Партизаны выгнали из Камень-Каширского бандеровцев и пробыли там с месяц. Десятки бандитов уничтожили мы в бою за городок, но еще важнее для нас было показать населению всего района, что мы гораздо сильнее бандеровцев, хорошо вооружены, дисциплинированны. С жителями городка проводилась большая политическая работа.

Само собой разумеется, что с пребыванием партизан в Камень-Каширском оккупанты примириться не могли. Против нас двинулся из Ковеля целый немецкий полк. Ввязываться в драку и стараться удерживать город нам не было смысла. Занимавший его батальон отошел в лес. Немцы оставили в Камень-Каширском свой гарнизон и учредили здесь комендатуру.

Тем временем представитель ОУН Кузьменко скрывался в одном из самых глухих углов района, именуя себя "руководителем украинской боевой группы Камень-Каширского округа". Вскоре партизаны добрались и до новой его берлоги. На этот раз бегство представителя Бандеры было настолько поспешным, что нам в руки попала вся его канцелярия. Вот каким путем оказалось у нас адресованное Кузьменко письмо, написанное женским почерком. Привожу его целиком:

"Друг Ярослав!

Несколько дней назад приехал в Камень-Каширский новый военрук

ОУН по Камень-Каширскому округу. Он считает, что мы с немцами обязаны

найти общий язык и вместе выступить на борьбу с большевиками. Немцы,

как мне заявил их комендант, полны настойчивого желания договориться

с украинским народом, а так как с украинцами можно говорить через их

руководителей, то немцы обращаются к вам с предложением встретиться.

Измены нечего бояться. Вы же знаете, что немцы не обманут. Напишите,

когда и где может состояться встреча.

Слава Украине!

И р и н а

6 ноября 1943 г.

Камень-Каширский".

Как вскоре мы установили, автором письма являлась активная оуновка И. Демьяненко, оставленная Кузьменко-Ярославом в "подполье". Насколько условным было это "подполье", можно судить уже по тому факту, что Демьяненко запросто встречалась с немецким комендантом эсэсовцем Альвенслебеном и ручалась за его, если так можно выразиться, благонадежность.

Да и самому Устину Кузьменко нечего было бояться гитлеровцев. Бандера требовал от него лишь создавать иллюзию, что украинские националисты относятся враждебно к немецким фашистам, всячески маскировать их подлинные взаимоотношения. Поэтому-то свидание между Кузьменко и Альвенслебеном состоялось на конспиративной основе.

Они прекрасно договорились обо всем. Самозваный "руководитель украинцев" обязался вести в пользу оккупантов шпионаж и помогать им получать в селах "контингент" - определенное количество рабочей силы для атправки в Германию. В свою очередь представитель оккупационных властей пообещал и в дальнейшем не трогать бандеровцев, снабжать их оружием. Обе стороны сочли за благо хранить достигнутое соглашение в строжайшей тайне.

Но немец не сдержал слова. Уже через несколько дней на совещании председателей волостных управ в Ратном он разболтал о своей встрече с Кузьменко. Бандеровец был возмущен и отправил немецкому коменданту письмо, полное горьких упреков. Альвенслебену пришлось оправдываться, а попутно выложить встречные претензии к союзнику. Вот его письмо, адресованное Кузьменко-Ярославу:

"Камень-Каширский, 80 ноября 1943 г.

Сегодня подтверждаю получение вашего письма от 22.XI.43 г. Таким

образом, письмо шло 8 дней.

1. Ваше обвинение необоснованно. Я в Ратном говорил не о нашем

разговоре. В Ратном я лишь пояснил, что переговоры между немецкими и

украинскими организациями ведутся с целью общей борьбы с красными. Об

отношениях между вами и мной не было упомянуто.

2. Вы мне пообещали детально информировать меня о передвижениях