Берналь Кастильо - Правдивая история завоевания Новой Испании

Но мы не только вели разговоры, хотя бы и интересные. Как раз в это время стал действовать вулкан подле города Уэшоцинко, извергая пламя и огненные реки.

Ничего подобного мы никогда не видали, и Диего де Ордас попросил разрешение Кортеса взойти на гору, чтоб ближе рассмотреть это чудо природы. Он взял двух из наших солдат, а также предложил нескольким знатным из Уэшоцинко сопровождать его на Попокатепетль10 — так звали огнедышащую гору. Те, правда, не отказались, но постарались ему внушить страх рассказами об извергаемом пламени, громадных падающих камнях, дожде из пепла, удушающих газах и прочих ужасах. Но он настоял на своем, а они оставили его на полпути, у нескольких cues [(пирамид храмов)] идолов, которых называли teules Попокатепетля; пришлось трем бесстрашным испанцам одним взбираться дальше.

Гора только дымилась, но как раз во время их восхождения началось новое извержение, земля затряслась, посыпались какие-то губчатые камни, и им пришлось пережидать с добрый час. Когда же стало потише, они продолжали свой путь, пока не добрались до самой вершины, в которой была совершенно крутая, громадная пропасть. Вид сверху был замечательный: как на ладони лежал, примерно в 12 или 13 легуа, великий город Мешико, посередине озера, окруженный многими поселениями и пригородами, Насытившись вдоволь этим зрелищем, Ордас и его спутники спустились благополучно, к великому удивлению индейцев и спокойно вернулись в Тлашкалу. Туземцы не могли надивиться такой удали, да и мы в то время сочли это геройством Впоследствии же немало испанцев и франсисканских монахов поднимались до того же кратера. Ордас был лишь первым, за что и получил потом, в Испании, вулкан в свой герб. Когда же мы побывали в Никарагуа и Гватемале, Попокатепетль показался нам игрушкой.

Да, вот еще один факт. Часто мы в Тлашкале натыкались на строения вроде клеток. В них содержалось множество индейцев, мужчин, женщин и детей, которые откармливались для жертвенного заклания. Ни минуты не думая, мы разрушали эти стойла и освобождали несчастных, которые жались к нам в страхе, боясь отойти хотя бы на шаг. Великое наше отвращение мы не скрывали ни перед касиками, ни перед остальными тлашкальцами и часто их урезонивали бросить этот скотский обычай. Обещаний было много, но стоило нам лишь отвернуться, как все шло по-прежнему, и жестокости совершались повсюду.

Рассказы о богатствах Мешико сильно нас раззадорили, и в 17-й день нашего пребывания в Тлашкале Кортес собрал общую войсковую сходку, чтоб обсудить дальнейший поход. Конечно, мнения разделились. Были и такие, которые указывали на безумие попытки — как может горсточка людей двинуться в столь прославленную столицу с ее множеством воинства. Но Кортес резко оборвал плаксивые речи, указав, что для нас существует лишь один лозунг — вперед; ведь не для смеха же мы столько раз оповещали Мотекусому о своем визите. От всего сердца мы все, старые вояки, согласились с ним, а кучка недовольных, все те же помещики с Кубы, больше не раскрывали рта.

Шикотенкатль и Машишкацин, видя наше твердое решение, немало обеспокоились. Они всячески старались переубедить Кортеса, умоляя его не доверять мешикам ни в чем: все их предложения, речи и подарки таят лишь измену. Нельзя ни верить им, ни щадить их, будь то юноша или старец; всех нужно уничтожить. Говорили они это не только из ненависти к мешикам, но и из любви и преданности к нам, и Кортес неоднократно одаривал их, между прочим, той тонкой материей, какую мы получили в дар от Мотекусомы.

Когда же Кортес заикнулся о том, что после его похода в Мешико всюду в этих краях настанет мир и тишина и что поэтому отношения между Тлашкалой и Мешико изменятся коренным образом, Шикотенкатль перебил его, сказав: «Заключать мир с мешиками — пустая затея и трата времени; вражда все же останется в самой глубине сердца…»

Насчет избираемого пути мнения также расходились. Послы Мотекусомы, все еще находившиеся у нас, указывали, что наиболее удобная дорога ведет через город Чолулу, подвластный Мотекусоме, а посему всегда готовый оказать нам помощь. На этот же путь согласились и мы. Но касики Тлашкалы советовали направление на Уэшоцинко1, жители которого в родстве и дружбе с Тлашкалой; дорога труднее и голоднее, зато нет опасности измены, как в Чолуле.

Но Кортес избрал первый путь, настолько привлекал его большой город с множеством высоких строений и богатая его округа, изобилующая всякими припасами. Решив это, он тотчас сообщил о своем намерении властям Чолулы, выразил одновременно удивление, как это они до сих пор не удосужили прислать ему, посланцу великого монарха достойного привета. Между тем доложили, что от Мотекусомы прибыло новое посольство с великими дарами, ибо Мотекусома считал недостойным своего сана посылать людей с пустыми руками. Действительно, дары на сей раз были изрядные: одного золота не менее чем на 10 000 песо, а кроме того, 10 тюков удивительных изделий из перьев. Послами же — их было четверо — оказались что ни на есть знатнейшие сановники, по уверению тлашкальцев. Речь их была проста и коротка: Мотекусома, дескать, дивится, что Кортес находит удовольствие в общении с бедной и грубой страной; пусть он лучше поспешит в Мешико, где встретит подобающий прием… Конечно, Мотекусома хотел нас поскорее выманить из Тлашкалы, тесная дружба с которой ему была очень не по душе.

Кортес ответил рядом учтивостей, благодарил за приглашение и просил пока что послов не уезжать, тем более что сам задумал послать в Мешико двух наиболее блестящих наших капитанов, именно Педро де Альварадо и Бернардино Васкеса де Тапию. Подробностей, к сожалению, не знаю, так как в это время тяжко заболел лихорадкой, к тому же вскрылись раны, и мне ведомо лишь, что Кортес их вернул с пути и что, с другой стороны, Мотекусома очень заинтересовался этой парой и у своих послов испросил точное их описание и даже рисунки с них. Тут-то впервые Альварадо и получил название Tonatio2, что по-мешикски означает «солнце» или «сын солнца», ибо он был человеком очаровательной внешности и тонких, располагающих манер, всегда приветливый, точно сияющий. Впрочем, не менее приятное впечатление производил и Тапия, несмотря на громадную свою силу. Итак, их вернули, и никто из нас не скрывал, что посылка их — одно из наиболее неудачных мероприятий Кортеса.

В это же время касики Чолулы прислали «посольство», если его можно так называть: всего четырех человек, незнатных и плохоньких, без всяких подарков, даже без припасов. Речи их были вялы и неуклюжи: касики, дескать, не смогли сами прибыть по нездоровью.

Тлашкальцы очень удивились такому посольству, считая его за насмешку, а Кортес послал четырех индейцев из Семпоалы в Чолулу с требованием в трехдневный срок отрядить благопристойное посольство, иначе он будет считать, что вся их округа находится в бунте и восстании против него, Кортеса. Узнав это решение, касики Чолулы немедленно извинились, указав, что в Тлашкалу они не отваживаются прийти из-за давнишней вражды, но как только Кортес вступит в их пределы, он убедится, что Чолула не хуже других умеет исполнять свой долг.