Джим Корбетт - Леопард из Рудрапраяга

В беседах со мной пандит всегда говорил о людоеде как о злом духе, и после первого дня, когда он спросил меня, какие доказательства я могу ему представить в противовес его собственному опыту, утверждая, что злые духи не могут принимать материализованную форму, я, чтобы ублажить его, также отнес людоеда к числу «злых духов».

Этим вечером, придя в Голабраи, я рассказал пандиту о моем бесплодном посещении Бхаинсвары и посоветовал ему принять особые меры предосторожности как для его безопасности, так и для безопасности всех тех паломников, которые могут остановиться в его убежище на ночь, потому что злой дух после долгих похождений в горах вернулся и находится в окрестностях Голабраи.

Эту ночь и последующие три я был в засидке на стоге сена, сторожа дорогу. На четвертый день из Паури прибыл Ибботсон.

Ибботсон всегда действовал ободряюще и вызывал во мне новый интерес к жизни, так как его принцип был подобен той вере, которую исповедует местное население: никто не повинен в том, что людоед не умер сегодня, потому что, наверное, он умрет завтра или, может быть, послезавтра. У меня была масса новостей, о которых хотелось рассказать ему. Правда, мы находились в постоянной переписке, но выдержки из моих писем входили в состав отчетов правительству и таким образом были доступны прессе, и поэтому я никогда не имел возможности касаться деталей, до которых он был большой охотник. Со своей стороны Ибботсон имел также много такого, о чем стоило порассказать; это относилось к шуму, поднятому в прессе по поводу необходимости уничтожения людоеда, и предложениям, чтобы все спортсмены во всей Индии были бы поддержаны и поощрялись на поездку в Гарвал на помощь тем, кто пытается ликвидировать леопарда. Кампания, поднятая прессой, кончилась тем, что Ибботсон получил лишь один запрос и только одно предложение. Запрос был получен от спортсмена-охотника, который писал, что если подготовка его путешествия, удобства, пища и так далее будут организованы удовлетворительно, тогда он взвесит, имеет ли смысл отправиться в Голабраи. Предложение было получено от другого спортсмена-охотника, по мнению которого, наиболее быстрый и самый легкий способ уничтожить леопарда — это намазать какую-нибудь козу мышьяком, зашив ей рот, чтобы помешать себя облизывать, и потом привязать в таком месте, где леопард ее найдет, съест и таким образом сам себя отравит.

В этот день за вторым завтраком мы много беседовали и проанализировали мои многочисленные неудачи. Рассказав Ибботсону про обыкновение людоеда проходить по дороге между Рудрапраягом и Голабраи в среднем раз в пять дней, я уверил его в том, что единственная оставшаяся мне теперь надежда застрелить леопарда — это сесть в засидку у дороги на десять ночей, потому что, как я указал, леопард почти наверное должен пройти по этой дороге по меньшей мере один раз за это время. Ибботсон согласился на мой план очень неохотно, так как я уже до этого был в засидке много ночей подряд и он боялся, что новые предстоящие десять ночей окажутся слишком тягостными для меня. Тем не менее я отстоял свою точку зрения и потом объявил Ибботсону, что, если мне не удастся убить леопарда в течение обусловленного времени, тогда я вернусь в Найни-Тал и оставлю поле сражения любым новым охотникам, которые захотят занять мое место.

В этот вечер Ибботсон проводил меня до Голабраи и помог поставить махан на манговом дереве в ста ярдах от убежища для паломников и в пятидесяти ниже дома пандита. Тут же под деревом, посередине дороги, мы вбили крепкий деревянный кол и привязали к нему козу с небольшим колокольчиком, висевшим у нее на шее. Была почти полная луна, но высокие горы к востоку от Голабраи дадут свету луны проникнуть в глубокую долину Ганга всего на несколько часов, поэтому когда станет темно, о приходе леопарда меня известит коза.

Когда все наши приготовления закончились, Ибботсон вернулся в бунгало, обещая на следующее утро пораньше прислать двух моих людей. В то время, что я сидел на скале у подножия дерева, курил и ждал, когда наступит вечер, ко мне пришел пандит и сел подле меня; он был бхакги [34] Бхакги — набожный человек. и не курил. В начале вечера он видел, как мы строили махан, и теперь пытался убедить меня не оставаться в засидке всю ночь на дереве, когда я могу с полным комфортом спать в постели. Хотя с этим трудно было не согласиться, я его заверил, что все равно буду сидеть всю ночь на дереве и, кроме того, после этой еще девять ночей, так как если я не смогу убить злого духа, то по меньшей мере буду охранять его дом и убежище паломников от нападения всех недругов.

Один раз в эту ночь каркер «залаял» на горе выше того места, где я находился, но после этого до самого рассвета было тихо. На следующее утро с восходом солнца появились мои два человека, и я направился в бунгало инспекции, осматривая дорогу в поисках следов лап людоеда, предоставив моим людям идти за мной с пледом и ружьем.

В течение последующих девяти дней расписание моих действий было неизменным. Выйдя из бунгало рано вечером в сопровождении двух человек, я занимал свою позицию на махане и отсылал людей назад, с тем чтобы у них оставалось время добраться до бунгало, прежде чем станет темно. Они имели строгий наказ не выходить из бунгало до наступления полного рассвета, и поэтому каждое утро приходили, когда солнце уже начинало подниматься над холмами по ту сторону реки, после чего провожали меня обратно в бунгало.

В течение этих десяти суток мне удалось услышать лишь лающий голос каркера и то только один раз — в первую ночь засидки. Но людоед был поблизости, в окрестностях, чему мы имели достаточные доказательства. Дважды в течение этих десяти ночей он проникал в дома и в одном случае утащил козу, а в другом — овцу. Остатки их трупов я нашел с трудом; они были унесены на большие расстояния и почти начисто съедены и поэтому не могли пригодиться.

Однажды в одну из этих десяти ночей леопард взломал дверь дома, в котором, по счастью для его обитателей, было две комнаты, причем дверь внутренней комнаты оказалась достаточно прочной и выдержала его бешеное нападение.

По возвращении в бунгало после моих десяти ночей засидки на манговом дереве мы с Ибботсоном обсудили наши будущие планы. Никаких новых известий не было получено от спортсменов-охотников, никто не выразил желания принять приглашение правительства и никто не откликнулся на призывы, помещенные в прессе. Не только Ибботсон, но и я не мог далее оставаться в Рудрапраяге. Ибботсон вот уже десять дней отсутствовал, и ему было совершенно необходимо возвратиться в Паури, чтобы заняться срочными делами в центральном управлении, а мне предстояла работа в Африке; я все откладывал в течение этих трех месяцев отъезд и уже больше задерживаться не мог. Нам обоим отнюдь не хотелось покидать Гарвал на милость и управу людоеда, и все же ситуация так складывалась, что просто трудно было сообразить, как поступить.