Алексей Федоров - В небе - пикировщики !

* * *

На КП - вся парфеновская эскадрилья. Не могу поднять голову, нет сил взглянуть в глаза товарищам. Четыре с половиной часа провели мы здесь, на КП, все вместе. А до этого ждали еще пять на аэродроме: капитан Парфенов вместе со своим ведомым приземлился, а самолет Кормакова не вернулся...

Капитан рассказал, что он уверенно вел свое звено к цели, но за полчаса до Туманова, что северо-восточнее Вязьмы, три машины внезапно попали в шквал заградительного огня. Штаб ударной армейской группировки противника, на который были нацелены наши летчики, оказался хорошо прикрытым с земли. Командир эскадрильи бросил свою машину сначала в пике, затем - в набор высоты, снова спикировал, изломал курс и на бреющем полете, пройдя километров двадцать, опять набрал высоту. Левый ведомый был тут как тут, а правый либо замешкался, либо... Словом, экипажа Кормакова в районе цели возле ведущего не оказалось. Вместе с ведомым капитан Парфенов вывалился из облаков прямо на отдельно стоящий кирпичный дом - фашистский армейский штаб - и залпом сбросил на него все имевшиеся бомбы. Прямое попадание: цель накрыта. Тяжелой черной полосой дым припал к снегу и обнаружил высоченный язык пожарища. Парфенов чувствовал, что на обратном курсе будут преследователи. Поэтому свою машину и ведомого он повел домой в обход. Вернулись благополучно. Тридцать минут, час, два... Так до ночи и не вернулся правый ведомый.

Один из его моторов получил повреждение от первого же залпа, и потому Кормаков не смог последовать за командиром в противозенитный маневр. Медленно, но угрожающе падало давление масла в поврежденном моторе. Однако летчик сумел вывести машину из зоны обстрела, решил все же дойти до цели.

Заполоскавшаяся внизу тяжелая чернота дыма обозначила вдруг район уже пораженной цели. В самом центре этого моря дыма - серо-красная проплешина притушенного пожара, прочь от которого только что тронулась длинная колонна машин. "Не уйдут, голубчики!" И пилот раненой машины повел ее навстречу земле. Дым и пламя разом вспыхнули над вражеской автоколонной. Машина Кормакова легла на обратный курс. Около переднего края "пешку" тряхнуло вторично. Языки пламени обняли было самолет, но Кормаков перевел его в скольжение, пламя отступило. Но тут появились два "мессершмитта". Штурман Петренко короткой очередью достал ведущего, тот упал, а его ведомый поспешно скрылся. Поврежденная машина Кормакова провалилась в гущу соснового бора.

С трудом освободившись из-под придавившей кабину сосны, летчик подполз к штурману. Боевой друг был мертв. Не стало Петренко - молодого весельчака, умелого штурмана-бойца... Командир заплакал, но тут же перестал, различив ответный плач: рядом с ним стояла до бровей закутанная в платок девчушка. Он взял у покойного документы, похоронил его и вместе с девочкой пошел прочь. Но, отойдя метров триста, они были остановлены советскими разведчиками, которые через несколько часов благополучно доставили Кормакова в госпиталь. К телефону он пробился через несколько часов...

И вот я выслушал его рассказ. Молчу. Все ясно. Но не так легко рассказать товарищам о потере нашего друга, даже если они об этом и догадываются.

Боевые усилия нашего полка были высоко оценены партией и правительством. В феврале 1942 года мне довелось быть в Кремле вместе с представителями всех родов войск. Нас принимал Михаил Иванович Калинин. Он пристально оглядел всех присутствовавших поверх очков, сердечно поздравил с наступающим юбилеем. Потом сказал:

- По поручению Центрального Комитета нашей партии и Советского правительства я с большим удовольствием вручу вам заслуженные боевые награды. Хотелось, чтобы вы восприняли их как аванс, который предстоит оплатить мужеством и воинским искусством.

Крепко пожимал он нам руки, вручая боевые ордена. Затем мы сфотографировались всей группой. Случайно я оказался рядом с Михаилом Ивановичем. Он посмотрел на меня в упор и вдруг медленно заговорил:

- Меня, сами понимаете, беспокоят дела на Калининском фронте... Что вы думаете о них, товарищ командир?

Рассказал я все, что мне известно о делах вокруг Вязьмы и на Калининском фронте.

- Летчикам приходится нелегко, - закончил я. - Они поднимаются в воздух по четыре-пять раз в день. Экипажи отдают все силы, чтобы поддержать наземные войска своей огневой мощью...

Рассуждая о героической борьбе Красной Армии с немецко-фашистскими захватчиками, Михаил Иванович сказал:

- Только тогда и добудем победу, когда каждый из нас, советских людей, примет на себя ответственность за успех этой борьбы. Каждый!.. И не пожалеет для нее ничего.

Эта мысль врезалась мне в память, и когда через несколько часов я пришел в студию Всесоюзного радио, чтобы от имени авиаторов ответить на многочисленные письма советских людей, то постарался провести ее во всем своем выступлении.

"Пешки" проходят в ферзи

В начале августа 1942 года меня вызвал генерал Кроленко. Он познакомил меня с редактором военно-авиационной газеты и просил написать статью об использовании в боях наших "пешек". Я не сразу понял, чего от меня хотят. Начал говорить что-то о положении на подступах к Сталинграду, о втором фронте... Генерал покачал головой и сказал:

- Сейчас, товарищ Федоров, дело не только в этом, но и в умении драться, в искусном использовании техники, которую дает нам народ.

- Я напишу такую статью, товарищ генерал. Нужно обобщить опыт использования "Петлякова-2" в качестве пикировщика. Но мне уже сейчас кажется, что этого мало. Дайте полку задачу на пикирование полным составом.

Николай Иванович подумал и дал разрешение.

Внимательно знакомлюсь с практикой применения самолетов "Петляков-2" на нашем фронте. Командный и летный состав в массе своей еще не обучен методике бомбардировок с пикирования. Основными свойствами новой машины многие пренебрегают: работают по старинке. Больше того, в некоторых частях разоружают машину: снимают автоматы пикирования, тормозные решетки и другие средства, обеспечивающие точность пикирующего удара.

Одновременно готовим полк к бомбардировке. Наконец 12 августа получаем приказ на бомбардировку с пикирования. Вылетаем. Заходим на цель. Вслед за ведущим самолетом наши летчики начали один за другим входить в пике. Вскоре круг замкнулся. Зенитчики открыли огонь. В нужную секунду вниз пошли первые бомбы. Машины облегчены. Еще два удачных захода. Цель в районе Рославля поражена. Благополучно, без потерь, возвращаемся на свой аэродром.

Павел Дерюжкин лучше и точней всех подвел итог этого вылета. После посадки он сказал:

- В каком угодно бою пройдет наша "пешка" в ферзи, если правильно атакует.

В связи с этим уместно, пожалуй, сказать о том, кто вывел нашу "пешку" в ферзи. Первым среди них следует назвать Владимира Михайловича Петлякова замечательного советского авиаконструктора. Накануне войны им была создана великолепная боевая машина, отвечавшая тогда всем требованиям боевого применения. Среднерасположенный, двухкилевой, двухмоторный моноплан с убирающимися шасси был не только красив. Его аэродинамические формы и сейчас не могут показаться архаичными. Отличный обзор обеспечивал экипажу при встречах с истребителями противника хорошее прикрытие огнем бортового оружия. По тем временам прекрасными были и летно-тактические данные: потолок - более 8 тысяч метров, максимальная скорость - 540 километров в час на высоте 5 тысяч метров, бомбовая нагрузка - свыше 800 килограммов, хорошая маневренность. Аэродинамическая схема и прочность центроплана делали эту машину надежной в крутом пикировании. Бортовое приборное оборудование и оснащение автоматом вывода из пикирования тормозными решетками позволяли достаточно точно бомбить.