Владимир Орлов - Двойной агент. Записки русского контрразведчика

Цель и задача большевиков была достаточно ясна. Дружиловский исчерпал себя, и они нуждались в новой приманке. Поэтому и позволили Сумарокову инсценировать побег, предоставили ему устаревшую, бесполезную информацию и продолжали снабжать его таковой. То, что он выдал, не имело никакого значения, гораздо важнее было выманить противников большевизма, спровоцировать их и добиться их выдворения. Сумароков прекрасно подходил на эту роль. Он был сдержан, знал, как завоевать доверие людей, и многие русские, которые за версту могли распознать большевистскую провокацию, принимали его за честного человека и обсуждали с ним самые сокровенные вопросы.

Зиверт был очень полезен Сумарокову, поскольку был вхож в круги, включая прессу, не доступные русским, и к тому же был доверчив по характеру.

Сумароков оказался послушным орудием, марионеткой в руках ОГПУ. В соответствии с полученными приказами и благодаря личным качествам он прекрасно приспособился к Зиверту и завоевал его доверие, предоставляя информацию о людях, которых Зиверт считал врагами. Я не был знаком с Сумароковым в те дни и только несколько недель спустя ознакомился с его материалами. Они оказались написанными стилем, на который Сумароков не был совершенно способен, и являлись фальшивками от начала и до конца. Поскольку их от меня скрывали, я увидел их по чистой случайности. Они не имели никакого отношения к большевикам, а только к их противникам. Все фамилии заговорщиков были замазаны чернилами, и я мог понять, о ком идет речь только из контекста.

И еще одно обстоятельство укрепило мои подозрения относительно Сумарокова. Все его агенты находились в Петрограде, и он должен был знать, что этим заложникам непременно пришлось бы отвечать за его преступления. Если бы он признался в ужасной правде, жизнью поплатился бы не только он, но и все его родственники.

Вскоре Сумароков начал догадываться о моих подозрениях и попытался поссорить меня с Зивертом. После того как я в полной мере воспользовался его материалами, я отошел от дел и виделся с ним лишь изредка. Время от времени он говорил о том, что напишет мемуары, и утверждал, что, если он опубликует правду, мир содрогнется от ужаса. Его информация, как правило, не представляла большого интереса и в основном состояла из повседневной переписки чекистов. Я не мог купить много документов, поскольку он запрашивал за них слишком высокую цену, ссылаясь на непомерные аппетиты посредников. В числе тех немногих материалов, которые я у него приобрел, были два письма, написанные Трилиссером.

Под влиянием Сумарокова Зиверт, сам о том не подозревая, стал орудием в руках ГПУ. Иногда его удавалось убедить в двуличности Сумарокова, и тогда он заявлял о своем намерении позвонить в полицию или прокуратуру. Большевики распространяли сведения о том, что Сумароков — обыкновенный чекист и, следовательно, никакого интереса для них более не представляет. Однако важные документы, которые так часто оказывались в его распоряжении, свидетельствовали об обратном и служили доказательством того, что он был не простым красным дипломатом.

В течение пяти лет, которые Сумароков работал в бюро Зиверта, он не представил ничего, что позволило бы возбудить дело против большевиков. Примечательно и то, что он, занимая важные посты, ни разу не выдал ничего существенного ни о своих коллегах, ни о сотрудниках или структуре чекистско-дипломатической службы. Он снабжал Зиверта лишь теми данными, которые поступали к нему от внешних источников.

Два года назад из Харькова прибыли уполномоченные представители ОГПУ с тем, чтобы предложить ему еще раз поступить к ним на службу. Предложение было якобы сделано на двух условиях: 1) привезти назад все документы и 2) передать все копии, которые он отдал Зиверту. Эту историю рассказал мне сам Сумароков. Такое предложение могло быть только ловушкой; результат переговоров так и остался неизвестен.

Теперь мне следовало бы сказать несколько слов о моем собственном деле и о причинах, его вызвавших. Однако работа над юридическими документами по данному делу еще не завершена, поэтому я не могу занять по отношению к нему определенную позицию и должен отложить это на некоторое время.

Необходимость разработки методов борьбы с Советами и их разветвленной сетью за рубежом — точка зрения, которой я всегда придерживался, — стала еще более очевидна в свете событий последних нескольких лет. События в советском посольстве в Париже, таинственная кража во французском посольстве и не менее таинственное исчезновение шифровального кода из итальянского посольства в Берлине — все это доказывает, что большевики остаются верны своей испытанной системе: не позволяют сбить себя с толку какими то ни было разоблачениями. Они достигнут своей цели — подрыва и разрушения всех цивилизованных стран, которые гостеприимно приняли их, — если весь мир не увидит грозящей ему опасности и не предпримет немедленных ответных шагов.

Сегодня, когда я обращаюсь к событиям, произошедшим более чем двадцать пять лет назад, и вспоминаю многочисленные преступления, в расследовании которых принимал участие, прихожу к выводу, что большевики, стремящиеся к мировому господству, не научили нас ничему новому в том, что касается провокаций, заговоров, предательства, искажения фактов или убийств. Все это совершалось и раньше отдельными личностями; сегодня же это неотъемлемая часть административной системы, которая действует на территории, составляющей одну шестую часть земной суши.

Благодаря тому, что на протяжении своей карьеры я находился в самой гуще борьбы против тайных сил, стремившихся уничтожить Россию, я сумел запечатлеть многие события в своей памяти. Однако воссоздание фактов и событий, имевших место в России и других странах на протяжении последних тридцати лет, вскрытых в ходе судебных расследований, а теперь ставших достоянием гласности, — трудная, хотя и чрезвычайно интересная задача. Моя профессиональная подготовка юриста, знающего и понимающего всю важность многочисленных документов, фактов и улик, которые проходят через его руки и без которых мало что можно понять в событиях дня сегодняшнего, заставила меня в значительной степени положиться на свою память. А также обратиться к мемуарам и записям других людей, принимавших участие в этих событиях. Воспоминания очевидцев позволили мне воспроизвести отдельные эпизоды, благодаря которым я смог связать все звенья воедино.

Упразднение полиции и жандармерий в самом начале революции имело целью уничтожить картотеки и досье на агентов-провокаторов, убийц и уголовных преступников, которые стремились занять ключевые позиции в ходе грядущей революции. Вот почему огромное количество документов впоследствии невозможно было найти ни в гражданских, ни в военных архивах.