Владимир Орлов - Двойной агент. Записки русского контрразведчика

История Орлова была в свое время освещена «Возрождением» (29 марта 1929 г.) подробно и точно. Вкратце она такова. При первом появлении Орлова, по уходе от большевиков, в расположении Добровольческой армии он был принят недоброжелательно, с подозрением, а потому некоторое, довольно долгое, время оставался не у дел. Однако уже в 1919 году мы видим его вольным агентом при разведочном отделе Добровольческой армии в Крыму; а в 1920-м — он, по собственной инициативе, никем не командированный, ни на что не уполномоченный, перебрался в Берлин. Здесь он учредил своеобразное бюро вольной разведки и контрразведки и строго тайное — к услугам как русских эмигрантских организаций, так, в особенности, иностранцев — по большей их платежеспособности.

Русские эмигранты продолжали относиться к Орлову с некоторым недоверием, тем не менее, поддерживали с ним связь, ибо он умел доставать такой интересный материал о большевиках, какого никто не имел. Это открыло ему доступ также к германской полиции, где он пользовался большим доверием.

Таким образом, Орлов, — человек ловкий, бывалый, прошедший огонь, воду и медные трубы, беззастенчивый в способах и приемах разведки, — обрел в Германии обширную и доходную клиентуру. Зарабатывает большие деньги, ведет широкий образ жизни, но L'appetit vien en mangent: с приходом растут и прихотливые расходы, и — мало-помалу «потребности» беспечального житья в свое удовольствие втянули Орлова в сомнительные предприятия, в которых вскоре затем он запутался уже до превращения в уголовного преступника.

Постепенно Орлов в своей разведывательной работе падает все ниже и ниже. Один бог у него — деньги. Начинается кампания подложных документов. Они фабриковались Орловым совместно с его компаньонами — чекистом М. Г. Сумароковым-Павлуновским-Яшиным и Н. Н. Кр-о. Достоверность сфабрикованных документов Орлов удостоверял германской полицией, поставщиком которой он состоял уже долгое время.

Естественно, такая «работа» без конца продолжаться не могла «Фирма», обнаглев на легком успехе, рискнула на опыт одурачить мастера, который по разведочной специальности сам мог бы давать уроки: известного американского политического корреспондента Книккербокера. На попытке продать ему за крупную сумму «липовые» документы, направленные против американских политических деятелей, фирма «засыпалась», и участники ее попали в тюрьму, куда потащили за собой и еще нескольких, более мелких, своих соучастников.

9 мая 1930 г. в Моабите, во втором Ландсгерихте, началось слушание, после неоднократных отсрочек, дела по обвинению Орлова и Павлуновского в торговле фальшивыми документами. Уличенный в явно уголовном деле, Орлов старался придать процессу чисто политический оттенок и выставить себя жертвой большевистских интриг. С этой целью он придумал и выполнил легкую штуку. В один прекрасный день в берлинском коммунистическом органе «Роте фане» появилось письмо «Союза немцев — бывших военнопленных в России». Оно выдвигало против Орлова губительное обвинение, будто во время войны он, будучи следователем в Саратове, содействовал смертной казне трех немецких военнопленных. «Роте фане», печатая письмо, снабдило его негодующим редакционным комментарием. Но на суде Орлов блестяще опроверг содержание письма как злостную небылицу и, следовательно, новое против него большевистское ухищрение. Так как действительно выяснилось, что «Союз военнопленных» никакого подобного письма ни в «Роте фане», ни в другие газеты не посылал и, значит, оказывается оно чьей-то злокозненною клеветою на подсудимого, то Орлов торжествует настолько, что в скором времени возбуждает против редактора «Роте фане» депутата Шнеллера судебный иск за клевету в печати. И выиграл дело. Шнеллер был приговорен к штрафу в 150 марок, а Орлов украсился ореолом жертвы большевиков, победоносно разорвавшей их коварные сети.

Между тем коварные сети были сплетены и закинуты на жертву не кем другим, как… самим же В. Г. Орловым. Надо воздать должное его ловкости. Сидя уже в тюрьме по делу с Книккербокером, он сработал вышеизложенное письмо с доносом на самого себя с целью многосложной интриги. Во-первых, явностью большевистского гонения несколько просушить свою подмоченную репутацию в глазах русской эмиграции. Во-вторых, как невинно оклеветанному в одном деле, заронить в общественное мнение сомнение в виновности подсудимого по другим обвинениям и, таким образом, смягчающе повлиять на суд, который и без того вел дело Орлова вяло и с послаблениями «по независящим причинам», и действительно очень мягкий Орлов и сотрудник его Павлуновский получили всего четыре месяца тюрьмы и затем — первый еще высылку за пределы Германии. И, наконец, в-третьих, сорвать с «Роте фане» малую толику за бесчестье.

Само собой разумеется, что свой остроумный «подлог подлога» Орлов, сидя в тюрьме, не смог бы осуществить самостоятельно, без сообщников, оставшихся на воле. Но таковых он имел достаточно. Например, из его бюро не пошел на скамью подсудимых, ибо «числился в бегах», его ближайший сотрудник и компаньон, Н. Н. Кр-о.

Цели Орлова были достигнуты только отчасти, благодаря догадливости доктора Минца о самодельном происхождении «Письма военнопленных». А главное, Минц настойчиво и доказательно выяснил в Орлове «двурушника», который одновременно работал и против большевиков и с большевиками, — в зависимости от того, где на его удочку лучше клевала рыбка.

«Независящие обстоятельства», ограничившие судебное разоблачение Орлова, вступили в силу уже на второй день процесса, когда доктор Минц просил суд:

1. Пригласить специалиста по почеркам для определения имеющихся у него в распоряжении компрометирующих Орлова документов.

2. Допросить в качестве свидетеля Зиверта, могущего дать неоспоримые доказательства работы В. Г. Орлова на две стороны.

3. Пригласить криминал-комиссара Гезера, имеющего возможность дать суду доказательства сношения Бартельса, личного друга Орлова, с большевиками.

Ввиду замешанности секретных осведомительных органов государства в этом деле, суд во многих требованиях и просьбах вынужден был отказать, и, таким образом, многое на суде осталось невыясненным и замолчанным.

Тем не менее, перед судом прошла яркая вереница разных «деятелей» и «политических коммерсантов». Вот выдержки из судебного отчета русской берлинской газеты «Руль» № 2615 от 5.7.1930 г.:

«Суд допрашивает владельца типографии эмигранта фон Швабе, где были напечатаны, по заказу Орлова, бланки с пометкой: „Государственное Политическое Управление. Заграничный отдел. Москва. Большая Лубянка, 2“. Фон Швабе подтверждает, что Орлов несколько раз делал ему заказы, но не помнит, печатался ли именно такой бланк. Орлов признает, что действительно заказывал бланки, но их было отпечатано всего не более 7 штук, специально для проверки, в этой ли типографии и такими же ли шрифтами были отпечатаны бланки по заказам берлинских агентов ГПУ. Фон Швабе подтверждает, что какие-то заказы он получал от советского торгпредства, но какие именно, он сказать не может. Ему были обещаны даже заказы на крупные суммы, но когда в торгпредстве обратили внимание на то, что фамилия имеет приставку „фон“, то все дело расстроилось».