Феликс Юсупов - Мемуары (1887-1953)

Следовало согласовать действия на случай нашего возможного задержания в Петербурге, допроса или ареста.

Собравшись все вместе, порешили мы, что будем, как бы там ни было, держаться всё той же басни, сказанной мною Григорьеву, барышне Г. и генералу Балку.

Итак, начало положено. Борьба с распутинщиной возможна, путь отныне свободен.

Мы же сделали свое дело и можем уйти.

Простившись с друзьями, я вернулся на Мойку. Дома я узнал, что все мои слуги были в течение дня допрошены. Результаты допроса неизвестны. Конечно, сам факт его был мне неприятен. Однако, судя по рассказам слуг, прошло благополучно.

Я решил съездить к министру юстиции Макарову, разузнать, что и как.

В министерстве была та же суматоха, что и в полиции. Макарова увидал я впервые. Он мне сразу понравился. Был он немолод, сед, худ, с приятным лицом и мягким голосом.

Я объяснил ему цель визита и повторил по его просьбе байку свою, которую знал уже назубок.

Когда я заговорил о пьяном Пуришкевиче, министр перебил.

– Пуришкевича я прекрасно знаю. Он не пьет. Кажется, он даже член общества трезвенников.

– Так вот на сей раз он изменил своим трезвенникам. Да и как не изменить, когда я праздновал новоселье. А если он вообще, как вы говорите, не пьет, так ему и капли хватило, чтобы напиться.

Под конец я спросил у министра, будут ли еще допрашивать или иным образом терзать моих слуг. Они крайне встревожены, тем более что вечером я отбываю в Крым.

Министр успокоил меня: сказал, что допросов, по-видимому, достаточно. Заверил, что обыска не позволит и никаких сплетен слушать не станет.

Я спросил, могу ли уехать из Петербурга. Ответил он, что могу. И выразил сожаление по поводу причиненного беспокойства. Но всё ж осталось у меня впечатление, что ни он, ни Григорьев с Балком не очень-то поверили моим россказням.

От Макарова направился я к своему дяде Родзянко, председателю Государственной думы. Он и жена его знали о нашем плане и с нетерпением ожидали вестей. Когда я пришел, они были вне себя от волнения. Тетя со слезами поцеловала меня и благословила. Дядя громовым голосом одобрил всё. Их отеческое отношение успокоило и окрылило меня. Тогда, в трудный час, когда не было со мной близких, участие Родзянок, сердечное, искреннее, оказалось для меня великой поддержкой. Но долго сидеть у них я не мог. Поезд в девять, а вещи еще не сложены.

Перед тем как уйти, я вкратце рассказал им о случившемся.

– Отныне, – заключил я, – мы в стороне от политики. Теперь других черед. С Божьей помощью да послужат они на благо общему делу и да прозреет государь, пока не поздно. Благоприятней момента не будет.

– Настоящие русские, я уверен, поймут, что убийство Распутина – патриотический подвиг, – ответил Родзянко. – Поймут и объединятся, чтобы всем вместе спасти Россию.

Когда я вернулся во дворец великого князя Александра, швейцар сообщил, что дама, которой я назначил прийти ко мне в семь, ожидает в малой гостиной. Никакой даме я свидания не назначал, потому визит этот показался мне подозрительным. Я попросил швейцара описать ее. Она была в черном, лицо скрыто вуалью. Описание ничего не разъяснило. Я прошел к себе в кабинет и приоткрыл смежную с гостиной дверь. В незнакомке узнал я одну из самых ярых распутинок. Я позвал швейцара и послал его сказать незваной гостье, что вернусь нынче очень поздно. После чего в спешке собрал чемодан.

Выйдя ужинать, на лестнице я столкнулся с приятелем, оксфордским своим однокашником, английским офицером Освальдом Райнером. Он был в курсе наших дел и пришел узнать новости. Я успокоил его.

В столовой уже сидели трое шурьев моих, женины братья, также ехавшие в Крым, их наставник-англичанин мистер Стюарт, фрейлина матери их, м-ль Евреинова и еще несколько человек.

Говорили о странном исчезновении Распутина. Одни в его смерть не верили, утверждали, что всё – досужие вымыслы. Другие спорили и клялись, что знают из первых рук, от самих даже очевидцев, что негодяя зарезали на оргии у цыган. Кое-кто объявил, что Распутин убит у нас на Мойке. Меня никто не подозревал, однако уверены были, что я знаю подробности. Посыпались вопросы. В лицо мое жадно вглядывались, надеясь что-то прочесть в нем.

Но я ничем не выдавал себя, а только радовался событию вместе со всеми.

Телефон меж тем звонил без умолку. Петербург упорно связывал мое имя с убийством «старца».

Директора заводов, представители самых разных предприятий звонили передать, что рабочие их постановили организовать для меня охрану в случае необходимости.

Я всем отвечал, что слухи на мой счет неосновательны и к делу я непричастен.

За полчаса до отбытия поезда я попрощался с гостями и домочадцами и сел в автомобиль вместе с шурьями, их гувернером Стюартом и товарищем своим, капитаном Райнером. Приехав на вокзал, обнаружили мы странное скопление жандармов.

«Неужели за мной?» – подумал я.

В миг, когда я проходил мимо жандармского полковника, тот приблизился ко мне и взволнованно что-то пробормотал.

– Пожалуйста, говорите громче, г-н полковник, я вас не слышу.

Он поборол волнение и сказал уже уверенней:

– Распоряжением ее императорского величества вам запрещено покидать Санкт-Петербург. Надлежит вам вернуться во дворец великого князя Александра Михайловича и ждать дальнейших распоряжений.

– Очень жаль, – ответил я. – Мне это крайне некстати.

Я повернулся к своим спутникам и сказал о полученном мной приказе.

Те обомлели.

– What’s happened? What’s happened? – повторял Стюарт, не понимая, о чем шла речь.

Андрей и Федор тотчас объявили, что остаются со мной. Решили, что в Крым поедет только младший Никита с гувернером.

Мы пошли проводить их до вагона. Жандармы шли по пятам, верно, в страхе, что я всё ж укачу.

Собралась толпа. Народ с любопытством смотрел на группку людей, шедших в окружении жандармов вдоль поезда.

Я поднялся в вагон попрощаться с Никитой. Жандармы всполошились. Я успокоил их, заверив, что не улизну ни в коем случае.

Когда поезд ушел, мы сели в автомобиль и уехали во дворец.

После всех переживаний дня сил во мне не осталось. Я пошел к себе в комнату и просил Федю и Райнера побыть со мной.

Несколько позже лакей сообщил нам, что приехал великий князь Николай Михайлович.

Поздний его приезд не сулил ничего хорошего. Видимо, великий князь хотел слышать от меня подробности. Я устал и не жаждал в энный раз повторять свою сказку.

Когда появился великий князь, Федя с Райнером вышли.

– Ну, – сказал мой гость, – говори, что натворил.

– Неужели ты тоже поверил этим сплетням? Всё это – одно недоразумение. Я тут ни при чем.

– Ври больше. Я всё знаю. Всё. Знаю даже, кто из баб там был.