Яков Абрамов - Иоганн Генрих Песталоцци. Его жизнь и педагогическая деятельность

С этого времени жизнь Песталоцци, несмотря на всевозможные неудачи, преследовавшие его до самой смерти, получила более отрадный характер благодаря близости любимого и любящего существа. Жена Песталоцци была постоянным другом и поддержкою его, принимая самое деятельное участие во всех его предприятиях, деля с ним все горести и радости и заботясь матерински о своем муже, который, постоянно занятый внутренней работой, совсем забывал об удовлетворении своих насущнейших потребностей. Для Песталоцци было великим счастьем иметь такую жену, и он отзывается о ней в своих записках в самых теплых выражениях, называя ее “чистейшей и благороднейшей душой”.

В 1770 году, для полноты счастья четы Песталоцци, у них родился сын, единственный бывший у них ребенок. По этому поводу Песталоцци сделал следующую любопытную запись в дневнике: “Боже! Милость Твоя ко мне – свыше меры. Ты сохранил жизнь и здоровье моей дорогой жены; рождением ребенка Ты сделал меня отцом человека, который должен жить вечно. Ниспошли мне Духа Твоего, дай мне новую силу, создай во мне новое сердце, новую крепость!.. Мне страшно!.. Неужели когда-нибудь, вследствие моего нерадения, неподготовленный к выполнению своего человеческого назначения мой сын выступит обвинителем перед вечным Судьею против того, кто обязан был вести его верным путем к совершенствованию? О, тогда лучше бы мне не видать твоего лица, лучше бы умереть, не видавши тебя… Неужели какой-нибудь порок осквернит твою душу, мое милое дитя? Милосердый Боже! Сохрани меня от этого страшного несчастия”.

Счастье семейной жизни омрачалось, однако, внешними неудачами, а вскоре и материальной нуждой. Совершенно непрактичный Песталоцци думал помочь этому недостатку приглашением помощника, в практичность которого он глубоко верил. Господин этот оказался надутым самохвалом, решительно ничего не понимавшим в деле, но зато относившимся с необычайным высокомерием и к рабочим, приглашенным в Нейгоф (так назвал Песталоцци свое имение), и к крестьянам-соседям. Песталоцци это заметил тогда, когда уже было поздно, – когда отношения с соседями были испорчены и рабочие стали наниматься в Нейгоф крайне неохотно, и притом только такие плохие, которых больше никуда не брали. Введенные Песталоцци усовершенствованные орудия обработки земли оставались без употребления, так как рабочие отказывались работать ими. Придуманные Песталоцци способы удобрения оказались убыточно-дорогими. В самом хозяйстве Песталоцци больше проделывал опыты и постоянно менял систему. Понятно, что при таких условиях хозяйство приносило только убытки. Слухи о хозяйничании Песталоцци, представлявшие притом дело в значительно более печальном виде, дошли до его компаньона, банкира Шультгесса, и тот поспешил забрать свой капитал из предприятия. На уплату банкиру его капитала пошло приданое жены Песталоцци, и, таким образом, через два года семья его оказалась без всяких средств, с одной землею.

Мечты о поднятии крестьянского хозяйства пришлось отложить; приходилось заботиться о том, чтобы как-нибудь прокормить семью. Песталоцци сдал часть земли в аренду окрестным поселянам, а другую стал обрабатывать сам, при небольшой помощи наемных рабочих, разводя обычные хлебные растения и имея молочных коров. Дохода, получаемого этим путем, было бы достаточно для безбедного существования семьи, если бы Песталоцци, при своей доброте, не увлекся новым делом, поглотившим его скудные средства.

При том бедственном, стесненном, бесправном положении, в котором тогда находилось сельское население Швейцарии, последняя была наполнена толпами нищих, среди которых было множество детей, часто не имевших родителей и вообще не имевших пристанища. Смотря на этих несчастных, чья будущность определялась словами – нищенство, разврат и преступление, – Песталоцци не мог не болеть душою. И он решился приютить в Нейгофе стольких из них, сколько окажется возможным.

Интерес к вопросам воспитания проявился у Песталоцци еще в ранней юности. Мечтая на школьной скамье о преобразовании отечества и полагая, что это преобразование главным образом должно состоять в улучшении нравственности отдельных лиц, а отсюда уже и в изменении общественных нравов и порядков, Песталоцци считал воспитание могущественнейшим средством для достижения означенной цели. Воспитать молодое, подрастающее поколение в привычках к труду и скромной жизни и вместе с тем развить его умственные силы надлежащим образом – значило положить основы совсем новому строю жизни. Теперь, когда Песталоцци видел, к каким печальным последствиям приводит отсутствие какого-либо воспитательного влияния на малолетних нищих, бродивших по Швейцарии, он еще большее значение стал придавать разумному воспитанию и решил испытать воздействие его на этих детях-бродягах.

Средств для осуществления задуманного предприятия у Песталоцци не было никаких. Но это меньше всего могло смутить такого мечтателя. Он утверждал в газете “Швейцарский листок”, что дети, исполняя посильную для них работу, не только в состоянии покрывать издержки своего содержания, но еще могут давать остаток, сбережение которого составит некоторую сумму, достаточную для юноши, выпускаемого из заведения в жизнь. Работы же, которыми нейгофские дети должны были приобретать средства для своего содержания, состояли в участии их в хозяйственных работах по имению и, кроме того, в прядении хлопка и ткацких бумажных материй. Добывая этим путем средства к жизни, дети вместе с тем приобретали бы практические познания, которые должны были обеспечить им кусок хлеба в дальнейшей жизни.

Желая, чтобы начатое им дело не прошло бесследно для страны, чтобы основанный им приют был только первым учреждением такого рода, чтобы за ним последовал целый ряд подобных же учреждений во всех концах Швейцарии, Песталоцци с первых дней существования этого своего приюта стал знакомить с положением дел в нем швейцарское общество. Совершенно новая для того времени, идея Песталоцци привлекла общее внимание, тем более что ее стали пропагандировать самые серьезные швейцарские публицисты этой эпохи, например, редактор серьезнейшего и влиятельнейшего тогдашнего органа печати Швейцарии Изелин. Мысль Песталоцци вызвала общее сочувствие, и общее внимание было обращено на оригинальное заведение в Нейгофе. К сожалению, как скоро оказалось, это сочувствие швейцарского общества было чисто платоническим.

Из двух целей, которые преследовал Песталоцци в своем воспитательном приюте, первая и наиболее важная– воспитательное воздействие на собранных бродяжек– была осуществима благодаря тому, что Песталоцци горячо полюбил своих питомцев и вкладывал всю свою душу в начатое им дело. Он набрал столько бездомных детей, сколько их мог вместить огромный, выстроенный им дом, теперь очень пригодившийся. Обязанности воспитателя и вообще все заботы об этом огромном скопище детей разных возрастов и нередко с самыми дурными привычками, приобретенными во время бродяжеской жизни, лежали всецело на Песталоцци, так как содержать помощников было не на что, да и оказалось почти невозможным найти помощников, которые разделяли бы воззрения Песталоцци и относились бы к детям так, как к ним относился сам Песталоцци, а не с принятою в тогдашних школах грубостью. Единственным помощником воспитателя была его жена, всегда сочувственно относившаяся ко всем его начинаниям. Вдвоем они заботились о том, чтобы их многочисленные питомцы были сыты и одеты; учили их труду, занимались книжным обучением их, надзирали за ними и т. д. Дети, как бы ни были они испорчены, всегда ценят ласку и привязываются к тем, кто их любит. Неудивительно, что они полюбили Песталоцци, и его слово, его желание было для них законом. Через какой-нибудь год собранные в Нейгофе бродяжки были неузнаваемы. Это были опрятные, послушные, милые дети, которые изо всех сил старались вознаградить своего “отца” самой прилежной работой, усердным учением и безукоризненным поведением. Такой результат был достигнут при отсутствии в Нейгофе каких-либо наказаний и искусственных мер поощрения при полном нестеснении детской живости и склонности к забавам и играм.