Л. Мелынин - Николай Некрасов. Его жизнь и литературная деятельность

Встреча с отцом имела наружно мирный характер. К двадцатилетнему юноше уже нельзя было относиться как к мальчику, и возможно, что старик испытывал теперь даже некоторое почтение к сыну, к его твердости и уменью стоять на собственных ногах. “С усталой головой, ни жив, ни мертв (я голодал подолгу), но горделив – приехал я домой”, – находим в поэме “Мать” воспоминание об этой поездке на родину.

После смерти жены отец Некрасова прожил еще около двадцати лет, но поэт редко вспоминает об этом позднейшем периоде его жизни, а если и вспоминает, то с несравненно большей мягкостью; иногда прорываются даже как будто теплые нотки:

Мы подошли к событию, сыгравшему в истории развития нравственной личности Некрасова не меньшую, если не большую, роль, чем любовь к матери: таким событием было знакомство с Белинским…

Впервые великий критик обратил на нашего поэта внимание как на автора некоторых понравившихся ему рецензий, должно быть, еще в 1842 году; но долгое время их встречи и беседы были мимолетны и незначительны. Некрасов уже давно преклонялся перед Белинским, но природная замкнутость и застенчивость мешали ему сделать первый шаг к более тесному сближению; он смотрел на себя как на скромного литературного работника, а Белинский был в это время уже в апогее своей славы и в “Отечественных записках” занимал место главного редактора.

Сближение началось, кажется, лишь с осени 1844 года, когда Некрасов собирал материал для задуманного им в то время литературного сборника “Физиология Петербурга”, для которого в числе других писателей дал свою статью “Петербург и Москва” и Белинский. Между прочим, Белинского сильно заинтересовал (еще в рукописи) предназначавшийся для этого сборника очерк самого Некрасова “Петербургские углы”, один из лучших прозаических опытов поэта, посвященный жизни трущобных обитателей и написанный в духе и манере “натуральной школы”. Интерес был тем сильнее, что до Белинского, конечно, дошли уже в это время слухи о лично пережитом Некрасовым периоде нищеты и голода, и в “Петербургских углах” он видел не столько художественное произведение, сколько очерк, исполненный глубоко выстраданной жизненной правды. “С этих пор, – рассказывает в своих воспоминаниях Иван Панаев, – Некрасов с каждым днем более сходился с Белинским, рассказывал ему свои горькие литературные похождения, свои расчеты с редакторами различных журналов… Он произвел на Белинского с самого начала приятное впечатление. Последний полюбил его за его резкий, несколько ожесточенный ум, за те страдания, которые он испытал так рано, добиваясь куска насущного хлеба, и за тот смелый, практический взгляд не по летам, который он вынес из своей труженической и страдальческой жизни и которому Белинский всегда мучительно завидовал… Ни в ком из своих приятелей Белинский не находил ни малейшего практического элемента и, преувеличивая его в Некрасове, смотрел на него с каким-то особенным уважением”. Белинский полагал, впрочем, что Некрасов навсегда останется полезным литературным тружеником – не больше. Даже в следующем, 1845 году, когда Некрасов напечатал уже во второй части “Физиологии Петербурга” свою сатиру в стихах “Чиновник”, Белинский, осыпая ее в печати похвалами как “одно из тех в высшей степени удачных произведений, в которых мысль, поражающая своей верностью и дельностью, является в совершенно соответствующей ей форме”, ни одним еще словом не обмолвился о поэтическом таланте автора. И только позже, в “Обзоре русской литературы за 1845 г.”, он называет “Чиновника”, “Современную оду” и “Старушке” [11]“счастливыми вдохновениями таланта”… Но, кажется, перед этим Белинский прочел уже в рукописи стихотворение “В дороге”, которое, по свидетельству Панаева, привело его в полный восторг: “У Белинского засверкали глаза, он бросился к Некрасову, обнял его и сказал чуть не со слезами на глазах: «Да знаете ли вы, что вы поэт – и поэт истинный?…»”

С этого момента, а особенно после знаменитой “Родины”, Белинский начинает возлагать на Некрасова как на поэта большие надежды, и отношения его к автору оригинальных стихотворений принимают нежный, почти любовный оттенок…

Посмотрим же, чем был Белинский для Некрасова. “Он видел во мне, – вспоминал впоследствии сам поэт, – богато одаренную натуру, которой недостает развития и образования. И вот около этого-то держались его беседы со мною, имевшие для меня значение поучения”. А каким обаянием веяло на Некрасова от личности Белинского, видно хотя бы из рассказа Достоевского о его первом знакомстве с Некрасовым по поводу “Бедных людей”: “В полчаса мы Бог знает сколько переговорили, с полслова понимая друг друга, с восклицаниями, торопясь, говорили и о поэзии, и о Гоголе, цитируя из “Ревизора” и из “Мертвых душ”, но главное – о Белинском. “Я ему сегодня же снесу вашу повесть, и вы увидите… Да ведь человек-то, человек-то какой! Вот вы познакомитесь, увидите, какая это душа!” – восторженно говорил Некрасов, тряся меня за плечи обеими руками… О знакомстве его с Белинским я мало знаю, но Белинский его угадал с самого начала и, может быть, сильно повлиял на настроение его поэзии. Несмотря на всю тогдашнюю молодость Некрасова и на разницу лет их, между ними, наверное, уж и тогда бывали такие минуты и уже сказаны были такие слова, которые влияют навек и связывают неразрывно”. Или вот какой разговор Некрасова с Добролюбовым передает в своих воспоминаниях Панаева-Головачева:

“"Жаль, что вы сами не знали этого человека! Я с каждым годом все сильнее чувствую, как важна для меня потеря его. Я чаще стал видеть его во сне, и он живо рисуется перед моими глазами. Ясно припоминаю, как мы с ним вдвоем, часов до двух ночи, беседовали о литературе и о разных других предметах. После этого я всегда долго бродил по опустелым улицам в каком-то возбужденном настроении, столько было для меня нового в высказанных им мыслях… Вы вот вступили в литературу подготовленным, с твердыми принципами и ясными целями. А я?… Заняться своим образованием у меня не было времени, надо было думать о том, чтобы не умереть с голоду! Я попал в такой литературный кружок, в котором скорее можно было отупеть, чем развиться. Моя встреча с Белинским была для меня спасением… Что бы ему пожить подольше! Я был бы не тем человеком, каким теперь!" – Некрасов произнес последнюю фразу дрожащим голосом, быстро встал и ушел в кабинет”.