Венедикт Мякотин - Адам Мицкевич. Его жизнь и литературная деятельность

Мицкевич влюбляется в Марию Верещак. – План дидактической поэмы. – Влияние на Мицкевича баллады Жуковского «Людмила». – Общество «филаретов». – Учительство в Ковно. – «Лучистые». – Смерть матери Мицкевича и свадьба «Марыли». – Столкновение с Яном Снядецким. – Сердечные страдания. – «Дзяды» и «Гражина». – Арест Мицкевича .

Мицкевичу оставался один год до окончания курса в университете, когда летом 1818 года он на вакациях в деревне познакомился с девушкой, впервые приковавшей к себе его сердце и надолго ставшей предметом его песен. Это была 18-летняя Мария Верещак, красивая блондинка, дочь богатой вдовы маршалка Верещак, жившей неподалеку от Заосья. В то время, когда с нею познакомился Мицкевич, она была уже невестою молодого и зажиточного помещика из той же местности, Путткамера. Это не помешало молодому студенту влюбиться в нее чуть не с первого взгляда, не помешало и ей если не поощрять, то и не отвергать его ухаживания, хотя сердце ее при этом оставалось совершенно спокойным. Дочь богатых родителей, получившая хорошее по своему времени воспитание, начитанная в сентиментальной и идиллической поэзии, она не прочь была поиграть в любовь, не видя в этом никакой для себя опасности. Между тем именно эта сентиментальность и придавала ей в глазах Мицкевича особое очарование.

Под впечатлением этого нового чувства вернулся он осенью в Вильну, и, несомненно, чувство это оказало свою долю влияния на возобновление им начатой еще в Новогрудке поэтической деятельности. Впрочем, к этому времени все почти его ближайшие приятели-филоматы писали стихи, а некоторые даже и печатали их. Общему увлечению не остался чужд и Мицкевич.

Он написал в том же году два стихотворения: «Песнь филоматов» и «Городская зима», из которых второе было напечатано в «Tygodniku Wilenskim». В стихотворениях этих поэт еще строго придерживается классической манеры. Влияние классицизма сказалось и в замысле большой дидактической поэмы «Картофель», которая должна была состоять из двух частей: героической, в которой изображалось бы открытие и покорение Америки, и собственно дидактической, имевшей предметом исчисления выгод, происшедших для человечества от открытия картофеля.

Но в то время как Мицкевич задумывал подобные планы, в кружке филоматов продолжались занятия над немецкой романтической литературой, заставившие поэта свернуть на другой путь. Окончательный толчок в этом направлении был дан знакомством с балладой Жуковского «Людмила», представляющей переделку «Леноры» Бюргера. Однажды сын профессора русского языка Чернявского с восторгом прочитал Мицкевичу и некоторым из его товарищей «Людмилу». Энтузиазм передался его слушателям до такой степени, что Зан, а затем и Мицкевич, в свою очередь, написали баллады в подражание «Леноре». С этих пор поворот в направлении поэтического творчества Мицкевича был решен.

Между тем близилось уже время окончания университетского курса. Но прежде чем Мицкевич и его товарищи оставили университет, они решились упрочить связь между собою и остававшимся еще на студенческих скамьях более молодым поколением, основав новое общество в среде университетской молодежи. Общество это, первая мысль об учреждении которого опять-таки принадлежала Зану, назвали «обществом филаретов» (друзей добродетели); основная цель его деятельности заключалась в том, чтобы подготовить своих членов к вступлению в кружок филоматов. Понятно поэтому, что сходство обеих организаций было весьма значительно – взаимная помощь в жизни и совместные научные занятия стояли на первом плане у филаретов, как и у филоматов, на собраниях филаретов также читались рефераты, по большей части литературного содержания. В это время чисто литературные интересы вообще играли первенствующую роль в среде виленских студентов. Общественная жизнь не была настолько развита и жива, чтобы увлечь молодежь, вопросы политические еще не выступили на сцену, – а между тем в литературной сфере начинался перелом, уже возникала и приковывала к себе внимание молодых умов борьба двух направлений. В будущем эта борьба исключительно, казалось бы, литературных направлений оказала весьма серьезное влияние и на решение вопросов совсем иного порядка, – но в ту эпоху мало кто предвидел эти далекие последствия, и поэзия Шиллера и Гёте привлекала к себе польскую молодежь не своим общественным значением, а новизной и свежестью своих художественных идеалов.

При таком настроении Мицкевич, поэтическое дарование которого приобрело уже почетную известность среди товарищей, сразу занял выдающееся положение в обществе филаретов и сделался излюбленным представителем его стремлений. Сами собрания филаретов происходили по отдельным кружкам, соответствовавшим специальности студентов по факультетам, но кружки эти могли сообщаться один с другим через посредство выборных делегатов или отдельных своих членов, иногда же соединялись все вместе в общих загородных прогулках, на которых пелись песни, специально для этого сочинявшиеся Мицкевичем, Заном и другими. Это общество сильно повлияло на распространение новых веяний в студенческой среде; но тот из его членов, кому вскоре суждено было сделаться самым крупным представителем нового направления в польской литературе и вместе с тем, по крайней мере временно, самым ревностным борцом за него, теперь должен был оставить товарищеский круг. Весною 1819 года Мицкевич сдал в университете экзамен на магистра и затем в качестве казенного стипендиата должен был ожидать назначения на учительскую должность. Оно не заставило себя ждать, и после лета, проведенного частью дома, частью у Верещаков, Мицкевич получил от совета университета приказание отправиться в Ковно и занять в тамошней гимназии место преподавателя литературы.

К этому времени, когда молодой поэт покинул университетскую скамью и должен был начинать самостоятельную жизнь, характер его и взгляды уже в значительной степени установились, несмотря на молодость (ему был тогда 21 год). От природы не расположенный к излишнему обнаружению своих чувств, но в то же время одаренный сильною впечатлительностью, он с годами еще более развил в себе способность сдерживать свои порывы. Но эта сдержанность, это отсутствие выхода для чувства лишь увеличивали его силу и пылкость. Бывали минуты, когда привычка к самообладанию не помогала, когда чувство, несмотря на сопротивление, пробивалось наружу с тем большею силой, чем дольше оно скрывалось, и тогда, смотря по поводу, вызвавшему эту вспышку, поэт чувствовал себя наверху блаженства, впадая во вдохновенный экстаз, – или же испытывал глубокое отчаяние. Такому развитию чувства в значительной мере содействовали и те немецкие романтические произведения, которыми зачитывался Мицкевич в это время и где чувство в своих разнообразных проявлениях стояло на первом плане, заслоняя собою, если не подавляя, рассудочную деятельность. Сам характер поэта, таким образом, соответствовал тем впечатлениям, какие он извлекал из знакомства с романтической литературой. Если же мы обратимся к другим сторонам влияния последней, то увидим, что и здесь почва для воздействия ее на Мицкевича в значительной степени была уже подготовлена. Религиозность, составлявшая такой существенный элемент в поэзии первых романтиков, была развита в нем уже с раннего детства, и развита крайне сильно. Это заставляло его несколько враждебно относиться к философии XVIII века, отрицавшей возможность какого бы то ни было сверхъестественного вмешательства в человеческую жизнь.