Е. Предтеченский - Иоганн Кеплер. Его жизнь и научная деятельность

Наблюдая явления такого рода, то есть неспособность профессиональных учителей оценить достоинства своих учеников, почти повсеместно, нельзя не заметить, что это является отчасти следствием самой организации школ новой Европы, возникших на почве христианства, так как в истории греческого воспитания таких примеров почти не встречается. Все школы новой Европы начались со школы духовной, учившей сначала лишь читать и переписывать церковные книги. В основу школы положены были чисто монастырские начала: послушание, безусловное преклонение перед авторитетом преподающих и старших, смирение и смиренномудрие. Для всех такого рода школ, от низшей до высшей, золотой век знания всегда лежал далеко позади; все идеалы ее были в прошедшем, а никак не в будущем. Поэтому громадное большинство европейских школ до сих пор устроено таким образом, что они всегда склонны увенчивать одну лишь смиренномудрую посредственность. Натуры гениальные и талантливые редко обладают теми качествами, каких требует и какие любит школа. Такие личности почти всегда одарены бывают живостью, впечатлительностью и не умеют, как хорошие политики, скрывать до поры до времени своих мыслей, не умеют прикидываться простаками, наивно-глуповатыми и покладистыми существами, чего требует, хотя и не всегда явно, почти каждая школа. Впрочем, всякий великий человек представляет такое исключение из общего правила, что окружающая среда, начиная с его семьи, продолжая школой и кончая отношением к нему всех его современников, никогда не знает, что с ним делать, как с ним обходиться. Он постоянно оказывается в положении утенка, выведенного курицей, к которому вся куриная мораль, все куриные обычаи совершенно неприложимы. Кого же тут винить – утенка ли за то, что он не может скрыть своей природы, курицу ли за то, что она не в силах поступиться своими вполне основательными убеждениями, например, о невозможности держаться на воде, плавать и нырять? Это показывает нам, что великие люди так редки, что человечество не выработало никакого рутинного способа обходиться с ними, хотя добрых побуждений у него и немало. Открывает же оно училища для глухонемых, для слепых, заботится об удобствах жизни даже для идиотов, для лишенных ума, и только с наделенными им в высокой степени не знает, что делать, смотря на них по большей части как на преступников, как на вредных и мятежных членов, едва лишь терпимых в его среде.

Поступив в Тюбингенскую семинарию, Кеплер перешел к занятию философскими предметами и прилежно изучал геометрию, алгебру и физику. В то же время он не упускал случая приобретать сведения и самостоятельно. Так, по его словам, в 1589 году он купил по случаю «Упражнения в экзотерической (естественной) философии» Юлия Скалигера и почерпнул из этой книги много разных сведений по различным вопросам, как, например: о небе, о духах и гениях, о стихиях, о природе огня, о происхождении источников, о морских приливах и отливах, о фигуре материков и проливов и тому подобном. По окончании курса в семинарии Кеплер как один из лучших студентов оставлен был на казенный счет в качестве стипендиата герцога Вюртембергского в Тюбингенской академии, куда и поступил в 1591 году, имея около 20 лет от роду.

Тюбингенская академия, постепенно преобразовавшаяся впоследствии в университет, была в то время чисто богословскою школою. Правда, чтобы быть богословом, требовалось тогда быть знакомым со всеми науками, обладать энциклопедическим образованием; поэтому в богословских школах того времени преподавали не только нравственную, но и всю естественную философию, от астрономии до медицины включительно, что при незначительном объеме всех тогдашних наук не представляло никакого затруднения. Протестантские училища, конечно, были лучше других; тем не менее, и в них безраздельно господствовала схоластика; вся наука была чисто школьной, не имеющей почти никакого отношения к действительности. По счастью, всегда бывает так, что, как бы тщательно ни затыкали все щели и дыры в храмине схоластики, лучи света обыкновенно проникают и сюда. Так и в ортодоксальной академии в Тюбингене оказался сравнительно свежий и живой человек. Это был Мэстлин, преподававший математику и астрономию и перешедший сюда из либерального Гейдельберга в 1584 году. Мэстлин почти ничем не выдается как ученый, но нужно думать, что он обладал замечательным преподавательским талантом и производил глубокое впечатление на своих слушателей. В этом отношении достаточно сослаться на мнение о нем Кеплера, который не переставал относиться к нему с глубоким уважением всю свою жизнь и считал себя обязанным ему всем. Некоторые приписывают Мэстлину даже честь обращения в Коперниково учение самого Галилея, – будто бы он сделал это во время своего путешествия по Италии. Некто Вейдлер утверждает, что до этого времени Галилей был ярым последователем Аристотеля и Птолемея, но едва ли это справедливо. Если же в этом и была доля правды, то несомненно, что в приверженности к системе Коперника ученик впоследствии далеко превзошел своего учителя, так как Мэстлин в 1588 году публично защищал неподвижность Земли и опровергал мнение Коперника, то есть поступал как раз обратно тому, что делали искренние приверженцы Коперника – Галилей и Кеплер. Но, разумеется, это была одна только политика, и на своих лекциях в академии Мэстлин вовсе не был так труслив.

Поступив в Тюбингенскую академию, Кеплер, по его собственным словам, стремился сделаться богословом, чтобы послужить великому делу обновления христианства. Он ревностно занимался богословскими предметами, хотя живая и любознательная природа нередко отвлекала его от этого. Но уже и в богословских своих занятиях он быстро обнаружил глубокую оригинальность, энтузиазм и свою поэтическую натуру, что выявилось в большой поэме «О вездесущии тела Христова», написанной им латинскими стихами, показавшими в авторе, по мнению знатоков, большой литературный талант. Как уже сказано, в Тюбингене главнейшим предметом студенческих занятий считалось богословие, а все другое являлось подчиненным ему. Разного рода диспуты, коллоквиумы и сочинения преследовали одни лишь богословские цели. При некоторой свободе, какую предоставляло человеческому уму лютеранство, Кеплер находил для себя пищу и в богословии. Он очень часто вступал в богословские споры, стремясь давать новое толкование местам Св. Писания, и писал сочинения в том же роде, горячо отстаивая свои взгляды. Но ко времени Кеплера в лютеранстве выработалась уже известная ортодоксия, поэтому направление Кеплера не могло нравиться правоверным протестантам, и на его мнения мало-помалу начали смотреть как на ересь. Вскоре начальство пришло к убеждению, что Кеплер человек беспокойный и далеко не обладает качествами, необходимыми для хорошего богослова. С этого времени отношение к нему изменилось, и Кеплер ясно понял, что доступ к высшим духовным должностям будет для него закрыт навсегда и что ему предстоит быть деревенским пастором где-нибудь в глуши, без всякой надежды на перемену судьбы.