Е. Литвинова - Софья Ковалевская. Женщина – математик

Корвин-Круковский, преданный безраздельно своим личным и семейным интересам, со страхом отпустил своих дочерей в Петербург. Много наставлений и предостережений пришлось выслушать его жене. Анюта упросила отца позволить ей познакомиться с Достоевским; как нежный отец, он не мог долго противиться желаниям своих детей и в конце концов уступал им. Сначала, разумеется, открытие тайных сношений Анюты с Достоевским и ее первые шаги на литературном поприще повлекли за собой бурю, потом отец, как всегда, смирился; с затаенным страхом в душе допускал он это знакомство и говорил жене:

– Помни, Лиза, что на тебе будет лежать большая ответственность. Достоевский – человек не нашего общества. Что мы о нем знаем? Только то, что он журналист и бывший каторжник. Хороша рекомендация! Нечего сказать! Надо быть с ним очень и очень осторожным.

Знакомство с Достоевским состоялось в первые же дни после приезда Корвин-Круковских в Петербург; оно живо и подробно описано Ковалевской в ее воспоминаниях. В высшей степени нервный, болезненно страстный, Достоевский сразу влюбился в Анну Круковскую, но совершенно не заботился завоевать ее сердце, а хотел взять его даже совсем без боя. Это не понравилось капризной и избалованной красавице; она сама удивлялась, что не могла полюбить его и объясняла это так: «Ему нужна совсем не такая жена, как я. Его жена должна совсем посвятить ему себя, всю свою жизнь ему отдать, только о нем и думать. А я этого не могу, я сама хочу жить! К тому же он такой нервный и требовательный». Младшую Корвин-Круковскую Достоевский нашел очень красивой, восхищался ее цыганскими глазами, хвалил некоторые ее стихотворения, прочитанные ему Анной; но вообще относился к ней как к прелестному ребенку. Безграничная страсть Достоевского, так испугавшая Анну, пришлась как нельзя более по характеру Софье, она думала: «Как может сестра отталкивать от себя такое счастье?» Она готова была сама по уши влюбиться в Достоевского, и это, вероятно, случилось бы, если бы Достоевский относился к ней иначе и если бы в ней в то время не говорило так сильно другое чувство – стремление к высшему образованию, права на которое надо было еще завоевать. Множество других впечатлений скоро изгладило следы чуть зарождавшейся любви. Достоевский, во всяком случае, не принадлежал к числу тех новых людей, познакомиться с которыми так неудержимо хотелось обеим сестрам.

Молодежь в то время отличалась многими особенностями; в ней замечалось большое оживление и горячая, безграничная вера в осуществление на Руси всего светлого, прекрасного, благородного, возвышенного. Эта вера в себя и в человека вообще составляет отличительную черту того времени. Самые обыкновенные женщины считали себя в то время способными жертвовать всем для какой-нибудь слишком отвлеченной идеи и мечтали о высшем образовании. Самые «чувственные» молодые люди женились на женщинах, не представляющих в этом отношении ничего привлекательного. Может быть, в то время было много лицемерия, много так называемых сделок с самим собою, но основой всего этого все-таки была вера во все лучшее. Откуда, однако, взялась такая вера? В пятидесятых годах русское общество зашевелилось, и это оживление напоминало то, какое мы замечаем в природе перед восходом солнца. Новой зарей для нас явилось освобождение крестьян в 1861 году.

Душою всех союзов между людьми всегда бывает вера; она же соединяла и сплачивала воедино молодежь шестидесятых годов. Литература, служащая всегда отражением жизни, в шестидесятых годах играла свою обычную роль и, может быть, никогда еще связь между читателем и писателем не была так крепка, как в то время. Проводником новых идей в семье Корвин-Круковских явилась старшая дочь Анна. Занятая своими уроками, Софья долгое время в этом отношении была только отголоском старшей сестры. Самостоятельное увлечение Софьи идеями шестидесятых годов началось только в Петербурге в 1868 году. Вспоминая потом об этом периоде своей жизни, Ковалевская говорила своему другу, шведской писательнице Леффлер:

«Мы так сильно увлекались новыми идеями, открывавшимися перед нами, мы так глубоко были убеждены, что существующее состояние общества не может долго продлиться, мы уже видели наступление нового времени, времени свободы и всеобщего просвещения, мы мечтали об этом времени, мы были глубоко убеждены, что оно скоро наступит!

И нам была невероятно приятна мысль, что мы живем одною общей жизнью с этим временем.

Когда трем или четырем из нас, молодежи, случалось где-нибудь в гостиной встретиться впервые среди целого общества старших, при которых мы не смели громко выражать своих мыслей, нам достаточно было намека, взгляда, жеста, чтобы понять друг друга и узнать, что мы находимся среди своих, а не среди чужих. И когда мы убеждались в этом, какое большое, тайное, непонятное для других счастье доставляло нам сознание, что вблизи нас находится этот молодой человек или эта молодая девушка, с которыми мы, быть может, раньше и не встречались, с которыми мы едва обменивались несколькими незначащими словами, но которые, как мы знали, одушевлены теми же идеями, теми же надеждами, тою же готовностью жертвовать собою для достижения известной цели, как и мы сами».

В то время, когда Корвин-Круковские появились в Петербурге, среди молодых женщин и девушек заметно было сильное стремление к высшему образованию, которое выразилось между прочим в прошении, поданном ими первому съезду естествоиспытателей. В 1868 году приехала в Петербург первая женщина-врач Суслова; о ней кричали, ею гордились. Имя Ковалевской, урожденной Корвин-Круковской, также находится в знаменитом в летописях женского образования прошении, и можно с уверенностью сказать, что из числа желавших высшего образования она более всех была к нему подготовлена. Женские гимназии в первое десятилетие своего существования дали немногое в смысле научной подготовки. По выходе из гимназий лучших учениц ждало горькое разочарование и им приходилось наверстывать потерянное время. Имевшие средства брали отдельные частные уроки, менее состоятельные составляли кружки и в складчину приглашали хорошего учителя. Этим кружкам тогда не было числа. Вскоре же открылись так называемые «Аларчинские курсы», имевшие то же назначение – пополнение пробелов среднего образования, и эти курсы были переполнены. Этим неудержимым стремлением женщин к высшему образованию окончились шестидесятые годы, начавшиеся освобождением крестьян. И мужчины в то время увлекались «женским вопросом», являясь более или менее истинными союзниками женщин, искавших высшего образования.

Александр Николаевич Страннолюбский.