Михаил Энгельгардт - Николай Коперник. Его жизнь и научная деятельность

Весьма вероятно, что эти господа в задушевных беседах «пробирали» католическую церковь почище всякого лютеранина, тем более что знали ее прорехи, можно сказать, до тонкости. Все они бывали в Италии, живали в самом Вавилоне – Риме, видели оргии Борджиа – их ли мог удивить Лютер! Вообще, в те времена самых отъявленных скептиков нужно было искать именно среди католического духовенства.

Однако быстрые успехи протестантства возбудили, наконец, беспокойство среди Эрмеландского капитула. Преемник епископа Фабиана Маврикий Фербер ознаменовал свое вступление в должность строгим эдиктом, угрожавшим анафемой схизматикам и их покровителям.

В то же время один из друзей Коперника, Гизе, выступил против лютеран с полемическим сочинением. Сначала оно распространялось в рукописи, но, по совету и настояниям Коперника, было напечатано. Значит, мы можем рассматривать эту брошюру как выражение взглядов Коперника на одно из значительнейших движений его времени. Посмотрим же, как он отнесся к протестантству.

Собственно богословскую часть брошюры мы оставим в стороне, так как она в данном случае неинтересна.

Но отметим прежде всего терпимость и свободомыслие Гизе. Он указывает недостатки католического духовенства и откровенно заявляет, что оно само породило схизму своими чудовищными злоупотреблениями. Он восстает против преследований протестантов и предлагает бороться с ними «кротостью, терпением, словами утешения и наставления в христианской любви». Словом, брошюра проникнута самым миролюбивым настроением.

Что же больше всего пугает его в протестантизме? Шум, гвалт, распри, потасовки, угрожавшие перевернуть вверх дном европейское общество.

«Кто раньше молился, теперь называет молитву бормотанием и оглашает воздух проклятиями и бранью. Христианское послушание исчезло, все перевернулось вверх дном, всюду кипит борьба и мятеж… Право, можно опасаться, что камень, который подняли так неосторожно, обрушится и раздавит нас. Смотрите: весь мир охвачен войною, церкви оглашаются бранью, как будто Спаситель, вознесшись на небо, завещал нам войну, а не мир».

Впоследствии Гизе изложил свои воззрения с большею подробностью в сочинении «De Regno Christi» («О царстве Христа»). К несчастью, оно осталось ненапечатанным, а по смерти автора было уничтожено католиками, по мнению которых Гизе был еретик немногим лучше протестантов.

Повторяем, Тидеманн Гизе был давнишний и задушевный друг Коперника. Они часто виделись, беседовали об астрономии (Гизе занимался ею слегка, в качестве дилетанта), о новой системе мира и других «вопросах, наводящих на размышление». Итак, вышеизложенные воззрения можно считать взглядами Коперника, тем более что они вполне гармонируют с его характером.

Его отношение к реформации очень понятно: это отношение гуманиста, аристократа мысли, которому легко и привольно живется в мире отвлеченных идей, но жутко становится при виде идеи, выбравшейся на улицу. Он не доверяет толпе, он предвидит смуты, свары, дикие увлечения фанатизма, надругательства над той самой идеей, во имя которой действуют. Так ведь оно и бывает. Протестантство, восставшее за свободу совести, породило Кальвина, сжигавшего людей за еретические мнения, Кромвеля и английских пуритан с их нетерпимостью, деспотизмом и ханжеством, и тому подобные явления. Конечно, рано или поздно идея возьмет свое, очистится от безобразных наростов и приведет к добру. Фанатизм Сен-Жюста и гнусность Фукье Тенвиля не помешали принципам 89-го года обновить Европу. Свобода совести, провозглашенная Лютером, слишком часто забывалась его последователями, но в конце концов всплыла над раздорами сект и утвердилась даже в католической среде. Словом, человечество умнее, чем кажется, и хоть не сразу, а все же оценит и проведет в жизнь идею гения. Разумеется, при этом много стульев будет поломано, но, как подумаешь, отчего же и не сломать несколько стульев… ради Александра Македонского?

Но для того, чтобы верить в возрождающую силу идеи, нужно стоять в толпе, принимать к сердцу ее интересы, разделять ее увлечения, ее экзальтацию, даже ее недостатки и заблуждения. Нужно, словом, иметь хоть крупицу фанатизма. А Копернику, да и большинству гуманистов, это качество было совершенно чуждо. Люди спокойные и бесстрастные, они слишком возвышались над толпой. Посматривая на нее «с олимпийской вершины», они видели в ней только грубое, дикое, бестолково мятущееся стадо, от которого нельзя ждать ничего путного. И потому они стояли за мирный прогресс, надеялись на реформы сверху – это в XVI веке!

И в наши-то дни мирный прогресс не всегда оказывается возможным, а в старые времена все приходилось добывать с бою. Но для этого Коперник был слишком холоден, спокоен, брезглив.

Были и другие причины его отрицательного отношения к реформации. Без сомнения, он далеко превосходил Лютера и прочих вождей протестантизма широтою взглядов и интересов. Богословская сторона вопроса не могла занимать его: он всегда обнаруживал страсть к светским наукам: к математике, астрономии, греческим и римским классикам. Это не мешало ему быть религиозным человеком – книга его проникнута удивлением к мудрости Творца; только его религия основывалась не на текстах, а на философских соображениях, и, по всей вероятности, подходила ближе к языческому пантеизму, чем к христианскому катехизису, как у всех гуманистов. Между тем, протестантство очень быстро приняло чисто богословскую окраску. Возникло множество толков и сект, воевавших не на живот, а на смерть из-за того или другого догмата.

Наконец, исключительно религиозный характер движения сулил мало хорошего для науки и литературы, то есть именно того, чем наиболее дорожил Коперник. Известно, как отнеслись пуритане к искусству, театру, изящной литературе. На светские науки тоже посматривали косо. Это проявилось и в отношении Коперника. Как увидим ниже, вожди реформации отнеслись к его научным работам очень враждебно.

Нетерпимость и фанатизм под знаменем свободы совести, узкое одностороннее направление, сектантское ханжество и самомнение – все это отталкивало Коперника от реформации и заставляло его придерживаться старой церкви.

Как бы то ни было, он никогда не примыкал к людям, проповедовавшим костер и плаху для еретиков. Широкая терпимость, признание за каждым права думать, как угодно, и проповедовать, что угодно, отличают его от ретивых сторонников обеих партий. То же можно сказать о большинстве гуманистов. Они слишком опередили свой век, и потому остались за штатом. Они провозгласили известные принципы и затем стушевались, предоставив другим проводить эти принципы в жизнь.