Матвей Песковский - Константин Ушинский. Его жизнь и педагогическая деятельность

Вместе с тем Ушинский страстно увлекался также и театром, посещение которого считал даже обязательным для себя. Из своего скромного студенческого бюджета он ежемесячно отделял известную сумму на театр, причем, конечно, ему могли быть доступны только самые верхние места.

Московский театр того времени привлекал к себе всеобщее внимание. Это была пора полного расцвета талантов таких даровитых артистов, как Мочалов и Щепкин, приводивших своею правдивою, обдуманною, прочувствованною игрою в благоговейный трепет зрителей. Увлечение Ушинского их замечательною игрою не ограничивалось одним созерцанием ее и восхищением ею, но было несравненно глубже. Под влиянием, главным образом, игры Мочалова он написал, специально для его бенефиса, шестиактную трагедию. Явившись к Мочалову, он прочитал ему несколько действий из своей трагедии. Но тот не признал в ней никаких достоинств.

Ушинский, чрезвычайно огорченный этим приговором, даже как бы разочаровавшийся на некоторое время в Мочалове, тем не менее, подчинился его суду и не предпринимал никаких попыток, чтобы поставить свое произведение на сцене. По-видимому, он бесследно уничтожил свою трагедию и впоследствии вспоминал о ней не иначе как в ироническом тоне.

Но каково бы ни было это его литературное произведение, проявление писательской жилки в юном Ушинском очень характерно, потому что все остальное свое жизненное поприще он прошел с пером в руках, занимая очень видное место в передовой линии лучших литературных русских сил.

Под такими разнообразными и весьма благотворными влияниями прошло студенчество Ушинского. В 1844 году, к двадцати годам жизни, он блестяще окончил университет вторым кандидатом прав. В наше время большинству подрастающих поколений приходится в таком возрасте едва-едва добираться до аттестата зрелости. Ушинский же, несмотря на юный возраст, представлял собою выработавшуюся, замечательно цельную личность, удачно сформировавшуюся под влиянием благоприятных условий детства и школы, и тем более – университетской науки, разумного товарищества, возвышающей душу поэзии и воспитывающего театра.

Юный Ушинский как профессор Демидовского лицея; его успех и отставка. – Департаментская служба. – Тяжелые материальные условия и начало литературной деятельности; разнообразный писательский талант. – Благоприятный поворот в жизни К. Д. Ушинского

Несмотря на юношеский возраст Ушинского, юридический факультет Московского университета так блестяще аттестовал своего “второго кандидата” в смысле умственной и нравственной зрелости, что бывший в то время попечителем московского учебного округа граф С. Г. Строганов не задумался пригласить Ушинского на профессорскую кафедру в Ярославский Демидовский лицей. Через два года по окончании университетского курса, т. е. имея от роду лишь около двадцати двух лет, Ушинский занял в лицее, преобразовывавшемся тогда в высшее камеральное училище, кафедру по энциклопедии законоведения, истории законодательств и финансовой науке.

Со всем пылом чистой юношеской души предался юный профессор чтению лекций, к чему почувствовал страстное влечение. Добросовестно готовясь к лекциям, он мастерски излагал их – ясно, с жаром, увлекательно. Вскоре он занял одно из наиболее почетных мест среди других профессоров Ярославского лицея как даровитый лектор, вполне владевший предметом, и пользовался большим расположением и уважением учащихся, оказывая сильное и благотворное влияние на них.

Помимо лекций, популярности его много способствовала также и речь, произнесенная им на торжественном собрании лицея 18 сентября 1848 года “О камеральном образовании”. Эта речь служит, между прочим, прекрасным доказательством, с какой громадной пользой для себя и для других проработал Ушинский четыре года на профессорской кафедре. В ту эпоху необычайно юного положения русской науки и слепого подражания во всем науке заграничной, главным же образом – немецкой, Ушинский выступил вдруг резким порицателем и противником немецкой системы камерального образования. В речи своей он талантливо доказал, что немецкие камералисты очень неудачно смешали науку и искусство; что сочинения их по предметам камерального образования представляют лишь сборники разных советов и указаний по разным отраслям промышленности. Отвергнув немецкую систему как рецептурную, но вовсе не научную, Ушинский предложил свою собственную. По его плану, основой камерального образования должно служить изучение родины в самом широком смысле, а именно: семьи, общества и вообще всей народной хозяйственной деятельности. Кроме того, он указал на необходимость изучения народных юридических понятий в связи с вообще всеми условиями местной жизни.

Программа эта, свидетельствуя о широте и глубине познаний юного еще Ушинского, о самостоятельности и смелости его воззрений, заслуживает тем большего внимания как первый голос в русской науке в пользу экономического и бытового изучения народной жизни, о чем в ту пору никто и думать не мог. И только теперь, спустя более 40 лет после того, как Ушинским впервые было указано на необходимость всестороннего и тщательного местного изучения, оно стало, наконец, предметом лучших общественных и правительственных забот.

Эта речь произвела сильное впечатление и выдвинула Ушинского в ряду его собратьев по науке как человека, имеющего свой самостоятельный взгляд, вдохновленного стремлением приурочить знания прежде всего к делу служения интересам родины, русского народа. “Народность”, впервые начавшая пульсировать в русской литературе – как было уже указано выше – в начале 40-х годов, так характерно проявилась в научных стремлениях Ушинского как профессора, пытавшегося произвести целый переворот в области камерального образования, представлявшего в то время соединение юридических наук с естественными и имевшего большое значение во всей практической деятельности.

В другое время, при иных условиях нашей жизни, речь “О камеральном образовании” должна бы была послужить началом блестящей ученой карьеры Ушинского. Но не таков был 1848 год как начало крайне неблагоприятного поворота для науки, печати, вообще всяких возвышенных порывов и стремлений. Ушинский, однако, как бы совсем не замечал этого. Жадный к труду, воспитавший в себе потребность и уменье много и упорно работать, привыкший все перерабатывать самостоятельно, он успел уже, что называется, до корней изучить сочинения Карла Риттера по землевладению, притом усиленно занимаясь и юридическими науками. Как профессор и ученый он окончательно созрел, установился. Но в это-то именно время его подстерегал первый тяжелый удар в жизни.