Михаил Филиппов - Леонардо да Винчи. Как художник, ученый и философ

Близкий друг Леонардо, Пачоли, рассказывает, что в том самом году, когда Леонардо писал «Вечерю», он был завален множеством посторонних работ. Он предпринял сооружение канала между Бривио и Треццо: для этого надо было умерить быстрое течение реки, прорезать скалы и уплотнить почву. Леонардо наметил работы, исполненные лишь сто лет спустя. Сам да Винчи пишет в одном письме, что в это время он отправил в поход все десять человек, сидевших в нем: скульптора, музыканта, живописца, математика, управляющего общественными работами, директора Академии и проч. и проч. При всем том он был беден и из пенсии, получаемой от герцога, не имел даже «чем кормить своих лошадей». Чтобы заработать что-нибудь, ему приходилось иной раз посылать в какой-нибудь монастырь наскоро написанную Мадонну, «иначе (говорит один биограф) ему пришлось бы терпеть голод и холод». Лишь накануне своего падения миланский герцог подарил да Винчи землю под виноградник, разрешив на ней «строить, что ему вздумается, разводить сады и делать, что ему или его потомкам или наследникам будет угодно».

Леонардо да Винчи. Портрет музыканта. 1485

Рисунков за это время было сделано бесчисленное множество. Сохранилась записка Леонардо, в которой перечислено около 40 рисунков, сделанных в 1497 году. Тут и «голова Христа, рисунок пером», и две «оконченные Мадонны», и такие этюды, как «шеи старух», «эскизы нагих юношей», даже «глубокие сосуды – в перспективе» и чертежи «водяных машин». В то же время Леонардо писал трактат о живописи; вообще это был самый плодовитый год в его жизни и вместе с тем последний год его молодости.

К этому времени относятся знаменитые «правила», написанные Леонардо для своих учеников и вывешенные на стене. С правилами этими не мешает ознакомиться тем теоретикам, которые проповедуют весьма одностороннее учение о так называемой «бессознательности» творчества. Для Леонардо в искусстве главное – мысль, а не инстинкт художника.

«Если все кажется легким, – говорит Леонардо в своих правилах, – это безошибочно доказывает, что работник весьма мало искусен и что работа выше его разумения.

Критика врагов приносит больше пользы, чем восторженные похвалы друзей. Друзья только покрывают позолотой наши недостатки.

Люди, предающиеся быстрой и легкой практике, не изучив достаточно теории, подобны морякам, пускающимся в море на судне, не имеющем ни руля, ни компаса.

Художник, рабски копирующий манеру другого художника, закрывает дверь для истины, потому что его призвание не в том, чтобы умножать дела других людей, а в том, чтобы умножать дела природы.

В ночной тиши старайтесь вспоминать идеи вещей, которые вы изучали. Рисуйте умственно контуры фигур, которые вы наблюдали в течение дня; где мысль не работает вместе с рукой, там нет художника».

Французский критик Гуссэ утверждает, что Леонардо советовал своим ученикам «гимнастику памяти». Очевидно, что он требовал большего, желая, чтобы ученики его вдумывались в наблюдаемое и чтобы накопившийся материал не просто обременял память, но складывался в творчески воспроизведенные образы.

Благородная простота и мужественность звучат в следующих его словах: «Не ссылайтесь на вашу бедность как на оправдание в том, что вы не имели возможности достаточно учиться и стать достаточно умелыми. Изучение искусства питает не только душу, но и тело. Сколько раз бывало, что философы, рожденные в роскоши, добровольно отказывались от нее, чтобы не отвлекаться от своей цели!»

Ученики Леонардо боготворили учителя. Он умел сделать самый тяжелый труд приятным, но не терпел лености. В его мастерской было весело; он не требовал труда выше сил и способностей. В своем трактате о живописи Леонардо пишет: «Весьма полезно иногда оставлять работу и несколько развлечься. По возвращении ум становится свободнее. Чрезмерное прилежание и излишняя усидчивость отягощают ум, порождая бессонницу».

Для Леонардо настоящею мастерской была вся окружающая природа: все люди, которые поражали его внимание, были его натурщиками. Очень часто его урок в мастерской оканчивался прогулкой на площади, где он с учениками смотрел на какой-нибудь цыганский табор. Он отправлялся с ними то в трактир, то на концерт, то в деревню, то в церковь.

Наступил 1499 год, и в жизни Леонардо да Винчи произошел крутой перелом.

Сам Леонардо описывает события этого года несколькими лаконическими фразами, набросанными на обложке двенадцатого тома его рукописей. Одна из этих фраз гласит: «Герцог потерял государство, имущество и свободу, и затеянные им дела не были им кончены».

Вот как это случилось. Сознавая шаткость своего положения, опасаясь войны с неаполитанским королем Альфонсом, герцог Лодовико вступил в союз с французским королем Карлом VIII. Но после первых побед французов Лодовико стал опасаться, что его новые союзники в конце концов овладеют Миланом. Он вступил в переговоры с Генуей, составил итальянскую лигу и отказался от союза с Францией. Карл VIII вскоре умер, но его преемник, Людовик XII, внезапно перешел Альпы и овладел Миланом; Лодовико бежал, заключил новый союз с императором Максимилианом и с помощью имперских и швейцарских войск разбил французов. Но вскоре, благодаря измене и недостатку денег, был доведен до крайности, взят в плен в Наварре, закован в цепи и уведен в Лош, где в течение десяти лет томился в плену, пока наконец не умер от горя и скуки.

Во время взятия Милана французские войска, согласно с тогдашними нравами, предавались всякого рода бесчинствам. Очевидец этих событий Кастильони уверяет, что, между прочим, французы совершили акт самого дикого вандализма, испортив знаменитую модель статуи Франческо Сфорца, плод многолетних трудов Леонардо да Винчи. По рассказу Кастильони, «модель, над которою Леонардо трудился в течение шестнадцати (?) лет, была, благодаря невежеству и беспечности известных лиц, не понимающих и не уважающих гения, позорно предоставлена гибели. Эта чудная и глубокомысленная работа стала мишенью гасконских арбалетчиков». Тот же рассказ повторяет первый биограф Леонардо, Вазари.

В новейшее время французские критики стараются доказать, что этот рассказ – басня. Указывают на документ 1501 года, из которого видно, что два года спустя после разграбления Милана французами статуя еще существовала. Документ этот, в сущности, доказывает только, что некий Геркулес д’Эсте говорит о существовании такой модели в Милане, сделанной, по его словам, «неким Леонардо, большим мастером в подобного рода делах». Из того же письма видно, что модель была уже в весьма плачевном состоянии.