Г. Слиозберг - Джон Говард. Его жизнь и общественно-филантропическая деятельность

Насколько религиозна была Генриетта, показывает рассказанный одною из интимных подруг молодой женщины эпизод. Вскоре после свадьбы Говард, желая доставить жене своей развлечение, отправился вместе с нею на одно народное гулянье. Молодая женщина, несмотря на оживленное движение вокруг нее, оставалась задумчивой, меланхоличной. На вопрос мужа, о чем она так задумалась, Генриетта отвечала, что думает о последней проповеди пастора.

Через несколько дней после свадьбы новобрачные оставили Лондон и устроились в Кардингтоне. Пришлось заняться приготовлением дома к новым условиям жизни. Говард рассчитывал приступить к давно задуманному плану устройства поселян, арендовавших у него землю и находившихся в чрезвычайно плачевном положении. Улучшению их участи Говард и намеревался посвятить свое время и свои средства. Но болезнь жены заставила отложить осуществление этого намерения. По совету врачей, нужно было переселиться на время в Уэткомб, близ Лимингтона. Здесь Говард приобрел небольшое поместье, принадлежавшее ранее морскому капитану Блэку. На новом месте Говарду пришлось встретить враждебное отношение со стороны местного населения, установившееся вследствие жестокого обращения с поселянами прежнего владельца поместья и перенесенное также на его преемника. Но вскоре доброта и благотворительность молодой четы расположили к ним всех окружающих.

Чем занимался Говард во время пребывания в Уэткомбе – неизвестно. Во всяком случае, ничто не нарушало спокойного течения жизни молодых супругов. Не прожив там полных трех лет, они вернулись в Кардингтон, так как надежды на целебное действие климата в новом месте не оправдались. И вот Говард приступает к устройству своих поселян. Их полуразрушенные жилища, грязные и тесные, он заменял уютными и гигиеничными коттеджами. Объяснив себе бедственное состояние поселян отсутствием грамотности и недостатком религиозного воспитания, Говард устроил для них школу и выработал план преподавания, причем почти исключительное внимание уделено было Закону Божию; от детей требовалось строгое исполнение религиозных обрядов и посещение богослужения. Во всех своих начинаниях он встречал деятельную помощь в лице Генриетты, вполне сочувствовавшей благотворительной деятельности своего мужа. Благородный пример Говарда нашел весьма ревностного подражателя в лице богатого земледельца и соседа по имению Говарда – мистера Вайтбрида. Благосостояние поселян стало заметно улучшаться; скоро вся местность близ Кардингтона сделалась одною из самых цветущих в королевстве.

Заботы о благосостоянии крестьян наполняли собой всю жизнь Говарда, поглощали его всего. Так он прожил бы еще долго, далеким от общественной арены, действующим в узком кругу сельской жизни; но его счастливая семейная жизнь внезапно прекратилась самым плачевным образом: 31 марта 1765 года жена Говарда умерла вскоре после того, как родила сына. Это был первый ребенок, и появление его потребовало такой жертвы. Смерть любимой жены глубоко поразила Говарда: для него отныне не существовало личной жизни; покорившись воле Всемогущего, он подавил в себе горе, оставившее, однако, в нем глубокий след.

До конца жизни Говард свято чтил память о безвременно умершей жене. Все, что напоминало ему о ней, считалось им неприкосновенной святыней. Много лет спустя, перед одной из своих поездок по континенту, ходил он с сыном по саду и, остановившись у одного из деревьев, сказал ему: “Джек, если я не вернусь, ты, оставшись хозяином поместья, можешь, конечно, сделать с деревьями все, что найдешь нужным; но это дерево посажено твоей матерью, и если ты тронешь хоть одну его ветку, то да не будет тебе никогда моего благословения”.

Опять, как после смерти первой жены, Говард решил предпринять поездку на континент. Но забота о сыне заставила его отложить отъезд. Здесь будет уместным остановиться на отношениях Говарда со своим сыном. Говарда упрекали в излишней строгости как мужа и как отца; упреки идут так далеко, что его обвиняют даже в жестоком обращении с ребенком. Судьба этого мальчика была действительно печальной. Не зная никогда матери, он рос под наблюдением отца, вообще мало способного проявлять какие-либо нежные чувства, даже тогда, когда он их питал. Долговременные отлучки отца, значительную часть времени проводившего в поездках по континенту, лишали ребенка и этих немногочисленных ласк. Воспитание, данное ему по плану Говарда, было чисто спартанским, основанным на одном принципе – абсолютного подчинения воле старших. Без детских радостей, в строгом религиозном аскетизме, без материнской любви и ласки протекала однообразно молодая жизнь. Всякое проявление индивидуальности ребенка систематически подавлялось. Ребенок не воспитывался, а дрессировался. Неудивительно, что насильственно, только внешним образом привитые, но не проникшие в сознание мальчика религиозные начала перестали руководить им, как только юноша почувствовал себя на свободе, особенно во время своего пребывания в Кембридже, где он был помещен в одном из университетских колледжей.

Мы уже видели примеры твердости характера Говарда и той несокрушимой последовательности, с которою он умел исполнять то, что считал своим долгом. Вот как излагает взгляд Говарда на воспитание детей его личный друг доктор Айкин, со слов самого Говарда: “Говард смотрел на детей как на создания, одаренные страстями и желаниями, но не обладающие еще разумом для управления ими; поэтому, по его мнению, дети от природы как бы предназначены к подчинению абсолютному авторитету. Первый и фундаментальный принцип, которым необходимо руководствоваться при воспитании детей – безусловное подчинение их воле старших, чего, однако, можно достигнуть не вразумлением ребенка, так как действия разума в ребенке еще не проявляется, а обузданием и дрессированней”. Понятно, что применение этого принципа со стороны Говарда, умевшего строго придерживаться правила – leniter in modo, sed fortiter in re (действовать энергично, хотя и постепенно), – было если и не резким, не жестоким, то во всяком случае твердым и решительным. Неудивительно поэтому, что среди окружающих, а затем у некоторых из биографов Говарда сложилось убеждение, что Говард жестоко обращался со своим сыном. Указывали на случай, когда он запер мальчика, которому было не более трех-четырех лет, в заброшенном домике в саду, где ему пришлось оставаться в течение нескольких часов. В действительности же, как рассказывает одна из близких знакомых Говарда, бывшая в то время у него в гостях, дело происходило так: Говард вместе с нею, держа за руку своего сына, гулял по саду, как вдруг ему сообщили, что его кто-то ждет в доме; рассчитывая тотчас же вернуться, он велел мальчику войти в домик и, в предупреждение проказ, от которых мог бы пострадать ребенок, находясь без присмотра, запер его. К несчастью, Говарда задержали, он забыл о запертом ребенке и только через несколько часов, заметив его отсутствие, опрометью бросился в сад, чтобы освободить маленького узника, который, впрочем, мало тяготился одиночеством и мирно спал в своем заключении.