Евгений Соловьев - Иоанн Грозный. Его жизнь и государственная деятельность

Успехи в Ливонской войне продолжались. В воображении царя уже рисовалась полная победа над врагами, и, разгоряченный удачами, он проявлял свойственную ему наглость и самомнение. Привожу как образчик его ругательное письмо к королю шведскому, относящееся как раз к описываемому времени:

“Казним тебя и Швецию, – пишет он, – правые всегда торжествуют. Обманутые ложным слухом о вдовстве Екатерины, мы хотели иметь ее в руках своих единственно для того, чтобы отдать Королю Польскому, а за нее без кровопролитий взять Ливонию. Вот истина, вопреки клеветам вашим. Что мне в жене твоей? Стоит ли она войны? Польские королевны бывали и за конюхами. Спроси у людей знающих, кто был Бойдило при Ягайле? Не дорог мне и Король Эрик: смешно думать, чтобы я мыслил возвратить ему престол, для коего ни он, ни ты не родился. Скажи, чей сын отец твой? Как звали вашего деда? Пришли нам свою родословную; уличи нас в заблуждении: ибо мы доселе уверены, что вы крестьянского племени. О каких древних Королях Шведских ты писал к нам в своей грамоте? Был у вас один Король Магнус, и то самозванец: ибо ему надлежало бы именоваться Князем. Мы хотели иметь печать твою и титло Государя Шведского не даром, а за честь, коей ты от нас требовал; за честь сноситься прямо со мною, мимо Новгородских Наместников. Избирай любое: или имей дело с ними, как всегда бывало, или нам поддайся. Народ ваш искони служил моим предкам: в старых летописях упоминается о Варягах, которые находились в войске Самодержца Ярослава-Георгия, а Варяги были Шведы, следственно его подданные. Ты писал, что мы употребляем печать Римского Царства, нет, собственную нашу, прародительскую. Впрочем, и Римская не есть для нас чуждая: ибо мы происходим от Августа Кесаря. Не хвалимся и тебя не хулим, а говорим истину, да образумишься. Хочешь ли мира? да явятся Послы твои пред нами!”

В то же время Иоанн усиленно добивался польского престола. Мы знаем, что он потерпел в этом неудачу и вместо него был избран знаменитый князь Седмиградский Стефан Баторий – человек, от которого пришлось вынести Иоанну столько унижений. После этого избрания, прекратившего внутренние распри и неурядицы в Польше, надежды на завладение Ливонией должны были значительно ослабеть. Но Иоанн не расстался с ними и решился действовать еще энергичнее, чем прежде. Но тут-то и начался ряд неудач, упомянуть о которых нам необходимо. Прежде всего русским не удалось взять Ревеля, что значительно ободрило неприятеля. Восстали даже эстонские крестьяне и “истребляли русских без счету”. Царь собрал громадное, еще невиданное войско, и все думали, что он идет на Ревель. Неожиданно, однако, он вступил в пределы Польши. Это было 25 июля 1576 года, – день, когда и началась знаменитая война с Баторием. Иоанн был уверен в победе и, принявши смиренный вид, из-под которого, однако, сквозила сатанинская гордость и тщеславие, писал Курбскому следующее:

“Смирение да будет в сердце и на языке моем. Ведаю свои беззакония, уступающие лишь милосердию Божию: оно спасет меня по слову Евангельскому, что Господь радуется о едином кающемся грешнике более, чем о десяти праведниках. Сия пучина благости потопит грехи мучителя и блудника!.. Нет, не хвалюся честию: честь не моя, а Божия... Смотри, о Княже! судьбы Всевышнего. Вы, друзья Адашева и Сильвестра, хотели владеть Государством... и где же ныне? Вы, сверженные правосудием, кипя яростию, вопили, что не осталось мужей в России, что она без вас уже бессильна и беззащитна; но вас нет, а тверди Немецкие пали пред силою Креста Животворящего! Мы там, где вы не бывали... Нет, ты был здесь, но не в славе победы, а в стыде бегства, думая, что ты уже далеко от России, в убежище безопасном для измены, недоступном для ее мстителей. Здесь ты изрыгал хулы на Царя своего; но здесь ныне Царь, здесь Россия!.. Чем виновен я пред вам? Не вы ли, отняв у меня супругу милую, сделались истинными виновниками моих человеческих слабостей? Говорите о лютости Царя, хотев лишить его и престола, и жизни! Войною ли, кровию ли приобрел я Государство, быв Государем еще в колыбели? И Князь Владимир, любезный вам, изменникам, имел ли право на Державу, не только по своему роду, но и по личному достоинству, Князь, равно бессмысленный и неблагодарный, высшими отцами вверженный в темницу и мною освобожденный? Я стоял за себя: остервенение злодеев требовало суда неумолимого... Но не хочу многословия; довольно и сказанного. Дивися промыслу Небесному; войди в себя; рассуди о делах своих! Не гордость велит мне писать тебе, а любовь христианская, да воспоминанием исправишься и да спасется душа твоя”.

Курбский не отвечал ничего: он ждал момента, который был близок. Разумеется, смирение Иоанна не обмануло его. И кого могло обмануть оно? Продолжались по-прежнему казни и пытки, погиб в застенке лучший воевода Воротынский, погибли сотни других, и правых, и виноватых. Царь тешил себя пытками и свадьбами.

Вот рассказ Карамзина об этом:

“В сии годы необузданность Иоаннова явила новый соблазн в преступлении святых уставов Церкви, с бесстыдством неслыханным. Царица Анна скоро утратила нежность супруга, своим ли бесплодием, или единственно потому, что его любострастие, обманывая закон и совесть, искало новых предметов наслаждения: сия злосчастная, как некогда Соломония, должна была отказаться от света, заключилась в монастыре Тихвинском, и названная в монашестве или в схиме Дариею, жила там до 1626 года; а Царь, уже не соблюдая и легкой пристойности, уже не требуя благословения от Епископов, без всякого церковного разрешения женился (около 1575 года) в пятый раз на Анне Васильчиковой. Но не знаем, дал ли он ей имя Царицы, торжественно ли венчался с нею: ибо в описании его бракосочетаний нет сего пятого; не видим также никого из ее родственников при Дворе, в чинах, между Царскими людьми ближними. Она схоронена в Суздальской девичьей Обители, там, где лежит и Соломония. Шестою Иоанновою супругою – или, как пишут, женищем – была прекрасная вдова, Василиса Мелентъева. Он, без всяких иных священных обрядов, взял только молитву для сожития с нею! Увидим, что сим не кончились беззаконные женитьбы Царя, ненасытного в убийствах и в любострастии!”

Мне надо рассказывать теперь об успехах Батория. Напрасно первое время по восшествии на престол старался он примириться с Иоанном и устранить грозившее кровопролитие. Иоанн стоял на своем: “Ты, – писал он Баторию, – король, но не Ливонский”. Очевидно, королем Ливонским считал он самого себя. В 1578 году опять прибыли в Москву послы Батория, но и их переговоры о мире не имели успеха. Королю пришлось энергично приняться за дело. Выступив с войском, хотя немногочисленным, но прекрасно организованным, из Свора, он издал манифест к русскому народу, объявляя, что воюет против царя Московского, а не мирных жителей. В начале августа он осадил Полоцк и скоро взял его. За Полоцком пали Сокол, Красный, Козьян, Ситна и прочие. А царь, ничего не предпринимая и как бы дивясь успехам врага, стоял в Пскове. Чем объяснить удачи Батория? Это была удача талантливого полководца в борьбе с деспотом, систематически истреблявшим в своей земле все славное и выдающееся. Лучшие “мужи” давно уже погибли в застенках или на плахе, Иоанн действовал через своих клевретов и льстецов. Мог ли он рассчитывать на успех? Это обстоятельство прекрасно разъясняет Курбский в своем третьем письме к Иоанну: