И. Иванов - Петр Великий. Его жизнь и государственная деятельность

Борьба с Софьей вызвана инстинктом самосохранения, опасностью, грозившей Петру из Москвы. Против правительницы были мать и родственники, их наговоры и жалобы, наконец, убеждение и интересы всех недовольных ее правлением и приверженцы молодого царя, достигшего совершеннолетия.

Из Троице-Сергиевой лавры Петр отправил к старшему брату письмо, в котором объяснял, что пора им самим править государством, что они уже совершеннолетние и могут обойтись без руководства третьего лица; со своей стороны, Петр обещал почитать старшего брата. Правительнице царь передал через боярина Троерукова приказание оставить правление и удалиться в монастырь. После некоторого сопротивления Софья, в конце сентября, поселилась в Новодевичьем монастыре. У ворот его, по приказанию Петра, поставлены караулы солдат “потешных” полков.

6 октября 1689 года молодой царь торжественно возвратился в Москву. Старший брат встретил его в Успенском соборе, передал ключи от Кремля и предоставил Петру всю власть, именуясь только на первом месте в государственных грамотах.

Верховная власть перешла в руки семнадцатилетнего Петра. Первые пять лет отмечены полной бездеятельностью его как во внешней политике, так и во внутренней жизни государства. Эти годы “протекли в военных экзерцициях, в маневрах на суше и на воде, в фейерверках и веселых пирах”, говорит биограф Петра, Устрялов. Петр не чувствовал влечения к политике, как ее понимали московские правители. Наставники и близкие друзья молодого царя не играли почти никакой роли в государстве; иностранцы же были едва терпимы в русском обществе. Ни те, ни другие не смогли подготовить юного самодержца к исполнению высоких обязанностей государя, не сумели внушить ему интереса к делам управления и политической деятельности.

Эти годы совпадали с тем периодом в жизни Петра, который немцы называют Sturm und Drang – буря и натиск. Юный царь не был разборчив в своем обществе. Он остался верен “потешным” полкам и друзьям из Немецкой слободы.

Петр еще не обобщал своего чувства на всех иностранцев: отношения его к ним завязывались сами собой, без всякой предвзятой мысли. В Троицкой лавре царь сошелся с Лефортом и Патриком Гордоном, через Гордона стали ему известны Мегден и Виниус, а Виниус познакомил с Кревстом и т. д. Особенно тесная дружба завязалась у Петра с красноречивым женевцем Лефортом, который будто бы внушил ему любовь к европейской жизни и мысль о преобразовании России. Но едва ли личное влияние Лефорта было таким могущественным, как утверждают некоторые историки. Более вероятна мысль Брикнера: “Немецкой слободе было суждено служить звеном между Западной Европой и Петром во время его юношеского развития”. Любой из ее жителей мог рассказать Петру об европейских обычаях и порядках. Сношение с Немецкой слободой было продолжительным и постоянным. Его привлекали в слободу женщины, увеселения, приятели и наставники. Лефорт заслужил любовь и доверие царя своей правдивостью, бескорыстием, умением устраивать пиры на славу и остроумными беседами. Но он ничего не понимал в морском и военном делах, которые стояли у Петра на первом плане. Подобно Лефорту, другие приближенные юного царя не отличались деловитостью и познаниями. Как истые космополиты, они нисколько не были заинтересованы преобразованием русского общества. Теперь им жилось вольготно и весело, но держались они только московским царем. Когда от разгула и неумеренных трудов Петр тяжко заболел, вся его веселая компания пришла в неописуемый ужас. Лефорт, Борис Голицын, Апраксин, Плещеев и другие запаслись лошадьми, в намерении при первой опасности бежать из Москвы. Имена этих первых сотрудников царя остались бы неизвестны потомству, если бы сам Петр “не озарил их своею славою, как яркое светило бросает лучи на своих спутников”. Весьма естественно, что иностранцы порицали при царе русские обычаи и хвалили все европейское; но, наверное, никто из них не оказал на него решительного влияния и не развивал перед ним планов преобразования государства.

В январе 1694 года скончалась Наталья Кирилловна. Велика была горесть [1]Петра. Трое суток плакал и тосковал он и только на четвертые провел вечер у друга своего Лефорта. Ранней весною отправили в Архангельск снасти, порох и оружие. Вскоре и сам Петр поплыл на досчаниках [2]по Северной Двине. Для своего флота он выдумал особый флаг: красный, синий, белый, ставший русским национальным флагом. В конце мая, по пути в Соловки, Петр вытерпел страшную морскую бурю. Но опасность еще более пристрастила его к морскому плаванию. Возвратясь в Архангельск, с торжеством спустили в воду выстроенный русский корабль, а вскоре пришел и корабль, заказанный в Голландии. После пира Петр писал в Москву: “Бахус почитается и своими листьями заслоняет хотящим писати пространно”. В августе царь опять подвергся в море опасности кораблекрушения. По возвращении в Москву устроили сухопутную военную потеху, знаменитые кожуховские походы, с военными советами, переговорами, осадами и сражениями. Много было перебито народу. Маневры закончились большим пиром, устроенным за счет знатнейших купцов. Петр, желая изучить морское дело, стал проходить всю службу морскую с низших чинов и обучаться управлению кораблями. Учителями его были иностранные шкиперы. Новые знакомства с голландцами и англичанами значительно расширили его умственный кругозор; но Белое море, холодное и пустынное, слишком отдалено было от внутренней России и представляло слишком окольный путь для сношения с морскими державами. Вскоре затеяли серьезное дело. Петр пишет Апраксину: “Шутили под Кожуховым, а теперь под Азов играть едем”. Тем не менее сборы были большие. Царь выступил с 31 тысячью войска водным путем – по Москве-реке, Оке и Волге до Царицына, а затем переволоком, по Дону до Азова, – приказано было вести на Крым 120-тысячную рать сухопутьем до Черкасска. Войско много пострадало от недостатка провианта и лошадей: солдатам приходилось тащить на себе орудия и другие тяжести. Предполагалось дойти в три недели, а шли целых два месяца. В Азове находился 8-тысячный турецкий гарнизон. Но город был хорошо укреплен и обведен валом и рвом. Про свое же войско Петр писал из-под Азова: “На молитвах святых апостол, яко на камени утвердяся”. Петр находился при войске в звании бомбардира [3]. Начальство поручено было Головину, Лефорту и Гордону, которые все еще остались учителями царя в военном деле. После двух неудачных штурмов решено было оставить осаду. При отступлении немало войска потонуло в Дону, погибло от татарской конницы, от холода и голода. Цесарский посланник Плейер, проехавший по степи вслед за отступавшей русской армией, рассказывает, что нельзя было без содрогания и ужаса видеть множество трупов, разбросанных на протяжении 800 верст и пожираемых волками. Остатки русских полков вступили в Москву с торжеством, как после победы: “Перед царским синклитом вели турчанина, руки назад; у руки по цепи большой, вели два человека”. Таков был первый победный триумф молодого царя, исполнившего добросовестно обязанности бомбардира. Петр записал о себе: “Начал служить с первого Азовского похода в звании бомбардира”. Иностранцы и русские наставники показали на деле свое искусство. Страшная неудача поразила Петра и заставила серьезнее отнестись к государственным делам. Помощи ожидать неоткуда, а отступать было нельзя. От беды Петр поднялся во весь свой гигантский рост и с громадной энергией принялся за дело.