Альберт Вандаль - Второй брак Наполеона. Упадок союза

Наполеон предвидел эти требования и принял меры для их удовлетворения. Он уполномочил Коленкура подписать, если бы это формально было потребовано, соглашение относительно условий будущего мира. Он соглашался до известной степени связать себе руки, заранее ограничить порыв честолюбия, начинавшего снова овладевать им. Его военное положение, более критическое, чем он открыто признавался в этом, предписывало ему быть уступчивым. [88]Итак, Александру предоставлялась свобода выбора: он мог оказать нам помощь в порыве рыцарского чувства, не торгуясь, доверчиво отнесясь к Наполеону и вполне положившись на него, и мог поставить известные условия; мог тотчас же исполнить свои обязательства – принять участие в борьбе и своей верностью союзу и истинным, а не призрачным содействием приобрести себе право заговорить громко, когда придет время определить участь побежденного и переделать карту Австрии; с другой стороны, он мог ныне же принять меры для своей безопасности, получить от Наполеона обязательство – не расчленять Австрии, не восстановлять Польши, и только тогда с открытым забралом вступить в борьбу, результаты которой были бы им заранее точно определены.

Из этих двух решений он отстранил и то, и другое и остановился на третьем, самом плохом и наименее достойном, – на совершенно особом способе выйти из затруднения, мысль о котором, как кажется, внушил ему Сперанский. [89]Выражая справедливое беспокойство о будущей судьбе Австрии, он не потребовал никакого (предварительного обязательства и не дал Коленкуру случая воспользоваться его полномочиями. Он довел до сведения Наполеона, что окажет ему полное содействие без предварительных условий, тогда как в действительности решил оказывать помощь только для вида и вести с Австрией только подобие войны. Не отказываясь от исполнения союзных обязательств, он освободился от них, решив разыграть комедию военных действий, и предпочел лучше нарушить свое слово, чем потребовать его обратно. Александр пошел еще дальше: прежде, чем фиктивно сражаться с нашими врагами, он хотел уверить их в истинном значении своих мер, и мы скоро услышим, как он – двуличный как в словах, так и в поступках, – будет обещать содействие Франции и бездействие Австрии.

Как только Александр получил достоверные сведения, что войска эрцгерцогов двинулись, чтобы перейти границы, он дал знать нашему представителю, что разрывает с зачинщиком. “Они дорого заплатят, – сказал он, говоря об австрийцах, – за свое безрассудство и заносчивость”. [90]Чтобы придать более веса своим словам, он повторил их Коленкуру при свидетелях, в присутствии интимного круга, который от времени до времени приглашал к своему столу. Прежде чем обнародовать объявление о войне, он сообщил о ней в маленьком кружке под видом намека и аллегории. В этот вечер он был более обыкновенного любезен и разговорчив с посланником. Он был в восторге, что на нынешнее лето Коленкур выбрал себе дачу недалеко от его дворца; что их близкие отношения, благодаря этому, сделаются еще более тесными и сношения более удобными. “Я хочу приказать сделать для нашего сообщения, – говорил Александр, – маленький телеграф. Уже более близкими соседями мы не можем быть.

Посланник. – Я буду жить как раз под пушкой Вашего Величества.

Александр. – Она будет стрелять только ради вас.

Посланник. – В этом я никогда не сомневался, Ваше Величество; но, так как посланники любят договоры, то я хотел бы предложить таковой адмиралу Вашего Величества. (Яхта русского императорского флота стояла на Неве против дачи, которую предполагал занять Коленкур).

Александр. – Я предлагаю вам мою гарантию. Принимаете ли вы ее? Вы не поступите, как те глупцы, которые отказываются от нее и которые из-за этого будут грызть себе пальцы.

“Это было сказано так громко, – прибавляет Коленкур в своем донесении, – и так выразительно подчеркнуто, что двадцать присутствовавших за столом лиц, в том числе и императрица, переглянулись. Император продолжал далее свой разговор со мной” [91].

Когда шесть дней спустя пришло известие о переходе австрийцев через Инн, показные намерения царя ознаменовались соответствующими действиями. Был издан манифест о войне с Австрией. Александр объявил, что отпускает Шварценберга, что отзывает свое посольство из Вены и что его войска выступают в поход. Он писал Наполеону: “Ваше величество может рассчитывать на меня. Силы мои не очень велики, ибо у меня и так уже две войны на руках, но все, что возможно, будет сделано. Мои войска сосредоточены на границе Галиции и будут готовы к действиям в непродолжительном времени… Надеюсь, что Ваше Величество увидит в этом мое желание бесхитростно исполнить мои обязательства к вам… Ваше Величество всегда найдет во мне верного союзника”. [92]Его слова Коленкуру были еще более положительны и точны, чем его письма. “Я ничего не буду делать вполовину”, сказал он, и прибавил: “А, впрочем, я на этот счет объяснился с австрийцами” [93].

Как же он объяснился? С этим знакомит нас донесение о последних его разговорах с Шварценбергом, переданное в Вену этим посланником. Царь не скрыл неудовольствия, которое причинило ему поведение Австрии; он указал, что ответственность за разрыв и вина за нападение лежат, бесспорно, на ней одной, что она сама виновата в том, что он должен принять сторону Франции и исполнить свои обязательства. Установив эти посылки, он вывел из них неожиданное заключение. “Император сказал мне, – писал Шварценберг после разговора, бывшего 15 апреля, – что он намерен дать мне крупное доказательство своего доверия ко мне, ручаясь мне, что из всего, что только может придумать человеческий ум, ничто не будет упущено, чтобы уклониться от необходимости наносить нам вред. Он прибавил, что его положение так странно что, хотя мы и находимся в противных лагерях, все-таки он не может удержаться, чтобы не пожелать нам успеха” [94]. 20 апреля Александр повторил свои обещания и даже пошел дальше. Он высказал, как дело решенное, что его войска получат приказание избегать, насколько это будет от них зависеть, всякого столкновения и всякого враждебного действия; что, сверх того, их выступление в поход будет задержано, насколько это будет возможно [95].

Таким образом, не довольствуясь предложением Австрии фиктивной борьбы, в которой взаимно избегалось бы приходить в соприкосновение и наносить друг другу вред, Александр обещал отдалить эту бесполезную демонстрацию. Он обещал нашим врагам, что не намерен стеснять их в их первых действиях и предоставить им использовать свое преимущество. Следует ли из этого, что он ждал только победы эрцгерцога Карла, чтобы обнаружить свою измену, обратиться против императора и нанести последний удар пошатнувшемуся колоссу?