Михаил Филиппов - Михаил Скобелев. Его жизнь, военная, административная и общественная деятельность

Довольно любопытны взгляды Скобелева на финансовую сторону войны. За эти взгляды его иногда упрекали в солидарности с теорией “Московских ведомостей”, проповедовавших выпуски бумажных рублей. Быть может, Скобелев был плохим финансистом, но взгляд его на финансовые источники войны не ограничивался упомянутой теорией. Он просто утверждал, что побежденный неприятель должен кормить победителя даром, и в доказательство осуществимости такой теории ссылался на Наполеона.

В 1881 году Скобелеву кто-то доказывал невозможность войны с Германией, ссылаясь на наш курс. “Я ничего не понимаю в финансах, – сказал на это Скобелев, – но чувствую, что финансисты-немцы что-то врут. В 1793 году финансы Франции были еще и не в таком положении. Металлический франк ходил за 100 франков кредитных. Однако Наполеон, не имея для солдат сапог, одежды, пищи, пошел на неприятеля и не только достал сапоги, одежду и пищу, но и обогатил казну, а курс поднял даже за 100. При Петре мы были настолько бедны, что после Нарвы колокола переливали в ружья. И ничего! После Полтавского боя все изменилось. А покорение России татарами? Что же, они покорили Россию потому, что курс их был хорош? Просто есть нечего было, ну и пошли завоевали Россию. Если бы нам пришлось перенести войну на неприятельскую территорию, то враг должен за честь считать, ежели я ему заплачу кредитным рублем. Даже кредитные билеты я отдал бы с сокрушенным сердцем. Неприятель должен кормить нас даром. И без того наш народ нищий по сравнению с соседями, а я еще буду платить врагу деньги, заработанные горем, бедой и тяжким трудом рязанского мужика. Я такой сентиментальности не понимаю”.

Во время Текинской экспедиции Скобелев доказал на опыте возможность расплаты за все кредитным рублем. Не следует, однако, забывать, что сам Скобелев предостерегал в военном деле смешивать Азию с Европой. Но в это смешение он впал сам в своих финансовых планах, сводящихся к организованному ограблению побежденного неприятельского народа. Конечно, ссылка на бедность русского мужика весьма красноречива, но если экономические условия нашей страны вынуждают нас либо сохранить мир, либо вести войну, соединенную с грабежом, то, конечно, мир предпочтителен, и сомнительно, чтобы сам рязанский мужик,на которого сделана ссылка, хотя на минуту поколебался сделать выбор между миром и самою дешевою, за счет врага веденною войною. Мы увидим, впрочем, что на практике Скобелев жестоко преследовал мародерство и вообще всякий грабеж в побежденной стране.

Парадоксы Скобелева объясняются лишь тем, что военный практик в нем поневоле сталкивался с политиком. В случае действительной войны, например, с Германией, Скобелев был бы, вероятно, сторонником бисмарковской теории, по которой побежденному врагу следует пустить кровь не только мечом, но и посредством выворачивания его карманов. Ошибочность этой теории поняла Германия вскоре после получения пяти французских миллиардов. На практике тот же Скобелев самым добросовестным образом охранял бы немцев от мародерства.

Следует ли за ложные финансовые теории отвергать в Скобелеве талант политического деятеля? Но в таком случае что сказать о государственных талантах самого князя Бисмарка, которого, сказать кстати, Скобелев в одно и то же время не любил как честного маклера, ограбившего Францию и обманувшего Россию, но высоко ценил как германского патриота?

Наиболее любопытны мнения Скобелева по среднеазиатским вопросам.

Среднеазиатские дела Скобелев, несомненно, знал превосходно и если иногда увлекался, например, рассуждая о возможности похода на Индию, то в общем был прав, требуя действий решительных, энергичных, способных поразить воображение восточных народов, но в то же время справедливых и гуманных к покорившемуся врагу. Что Скобелев, по мере личного ознакомления с европейскими делами, мог значительно исправлять свои мнения и вовсе не был склонен идти путем слепого шовинизма (о чем можно было бы заключить по его знаменитым антинемецким речам, повод к которым дали германские высокопоставленные шовинисты), доказывается, между прочим, весьма важной запиской, написанной им 27 декабря 1878 года и о которой было уже упомянуто при обзоре турецкой войны. Пробыв не более трех месяцев в английском обществе, Скобелев превосходно понял разные течения, направлявшие в то время британскую политику. Правда, с английскими делами он был уже отлично знаком по Средней Азии и всегда относился к англичанам как к “великой нации, которую более всего отличает инициатива”. Весьма любопытно мнение Скобелева о русско-английских отношениях. Скобелев пишет:

“Уже несколько лет служа на той границе отечества, которой суждено, как думаю, столкнуться в наиболее решительной форме с британскою силою, я старался выяснить себе, каким образом в общественном мнении этой великой нации в различные периоды ее народной жизни происходят перевороты, заставляющие англичан в данное время отнестись к тем же вопросам совершенно иначе. Кому не памятен, например, припадок нервной русофобии в 1840-х годах, вызванный талантливою деятельностью нашего посла в Тегеране, осадой (персами) Герата и победоносною обороною этого города волонтером, поручиком Потингером, случайно бывшим тогда в Герате и со свойственной этой великой нации инициативой взявшим на себя честь быть предводителем в этот момент всех страстей своего отечества.

Несчастная экспедиция Перовского на Хиву, как несчастная экспедиция генерала Столетова в Кабул, переполнила чашу... Английская армия вторгается в Афганистан... и уже мечтает идти к Самарканду... Это было в 40-х годах. С этого времени наступает перелом...

Наступает период русофильства, которое не нарушается... никакими успехами нашими в Средней Азии, но даже фактическим приближением русских сил к границам Индостана. Опасность была мифическая, когда англичане били тревогу в 40-х годах; они ее не били в 1865 году, когда следовало”.

Скобелев совершенно верно понял эти странные противоречия как следствие внутренней политической жизни Англии. Мы уже упоминали о том, как верно он предсказал перемену настроения в Англии по окончании турецкой войны и предугадал падение Биконсфильда, когда об этом и не думали присяжные дипломаты. Этот факт показывает, что Скобелев, вопреки мнению некоторых публицистов, был проницательным и наблюдательным политиком и если ошибался, то во всяком случае менее многих дипломатов и публицистов, всю жизнь занимавшихся политикой.

Бенджамин Дизраэли, лорд Биконсфильд