Фридрих Кирхейзен - Наполеон Первый. Его жизнь и его время

Наполеон, однако, не особенно заботился о своем будущем, – по крайней мере, он ничего не пишет в своих письмах к Жозефу. Кажется, будто он всецело поглощен политическими событиями во Франции. О них он подробно рассказывает брату.

Тем не менее он находился теперь в Париже без всякой должности. Он остановился в гостинице “Голландских патриотов”, на улице Рояль-Сен-Рош, где жили также Поццо ди Борго, Леонетти и Перальди. Обедал он обычно в ресторане на улице Сен-Онорэ, вблизи Пале-Рояля. Там вместе с Бурьеном, которого он случайно встретил в Париже, он был свидетелем восстания 20 июня 1792 года.· В этот день он увидел процессию в тридцать тысяч человек, – они направлялись в Тюильри, проникли в королевские покои и заставили Людовика XVI надеть якобинскую шапку. Эти события, ставшие роковыми для Жиронды, дали Наполеону повод к серьезным размышлениям над революционным движением. Его возмущение выразилось в словах: “Как могли впустить эту чернь? Достаточно было смести пушками четыреста – пятьсот человек, остальные тотчас же бы разбежались”.

Перед глазами умеренного республиканца должны были разыграться еще более страшные события. Прежде всего, ему пришлось начинать сызнова борьбу за существование. Семейство Бурьен из-за неудачных спекуляций разорилось, и молодой человек видел себя в том же положении, как и своего друга. По словам Бурьена, он был все же богаче его и платил за их совместные обеды. Он утверждает, однако, что Наполеон был принужден заложить у его брата часы. Однажды как-то обоим пришла в голову мысль нажить деньги спекуляцией домами, хотя Бонапарт ни минуты не терял надежды снова вступить в ряды армии. Их предприятия терпели большею частью крушения: нужны были наличные деньги, которых у них не было даже и в помине. Бурьен был, впрочем, счастливее своего друга, так как вскоре был назначен секретарем посольства в Штутгарте.

Во время его пребывания в Париже оба бывших однокашника из Бриенна виделись ежедневно. Бурьен сопровождал Наполеона даже в Сен-Сир к Марианне. В этом роялистском заведении молодой республиканец Бонапарт обнаруживал величайший такт пли, вернее, величайшую хитрость. Жозефу он пишет об этом посещении: “Марианна – аристократка. Мне пришлось ради нее надеть, маску”. Это вызвало негодование его брата Люсьена, игравшего видную роль в политическом клубе в Аяччио. Он не соглашался с поведением Наполеона и сказал: “Необходимо всегда становиться выше событий и выказывать решимость, чтобы достигнуть чего-нибудь и заслужить себе имя. В истории нет людей более достойных презрения, чем те, которые держат нос по ветру… Я всегда замечал в Наполеоне чрезвычайно эгоистическое самолюбие, – оно в нем сильнее всех стремлений к общественному благу. Я думаю, что в свободном государстве он был бы очень опасным человеком!”

Между тем Наполеон переменил квартиру и переехал в маленькую, дешевую комнату гостиницы “Мец”, на улице дю Мель. Он жил здесь и во время событий 10 августа. Вместе с братом Бурьена он был свидетелем отвратительной резни в Тюильри, во время которой погибли столь жалкой смертью швейцарцы – защитники королевской семьи.

Зрелище это произвело на молодого Бонапарта неизгладимое впечатление. Даже на Святой Елене воспоминание об этом дне было еще настолько живо, что император в точности передавал все его подробности.

“Не доходя еще до улицы Пти-Шам, я встретил кучку оборванцев, несших на острие копья отрубленную голову. Увидев меня, прилично одетого, и приняв за аристократа, они подошли ко мне и заставили закричать: “Vive la nation!” Это было мне нетрудно.

Замок был окружен чернью. В распоряжении короля было по крайней мере столько же войска, сколько впоследствии у Конвента 13 вандемьера: враги Конвента к тому же были более дисциплинированны и поэтому гораздо более опасны. Большая часть национальной гвардии была на стороне короля. В этом следует отдать ей справедливость.

Когда дворец был взят, и король нашел убежище в Национальном собрании, я отважился пробраться в сад. Никогда, ни одно поле моих сражений не производило на меня такого впечатления как это, сплошь усеянное телами мертвых швейцарцев. Быть может, причина этого заключалась в небольшом пространстве или же в том, что первое впечатление такого зрелища всегда значительно сильнее. Я увидел хорошо одетых женщин, издевавшихся над трупами. Во всех кафе вокруг Национального собрания воодушевление достигло крайних пределов. Ярость и бешенство отражались на всех лицах, хотя здесь была не только чернь. Казалось, все эти места посещаются одною и тою же публикой, так как, несмотря на то, что я был очень просто одет, или, быть может, потому, что мое лицо было спокойнее, чем у других, много враждебных и недоверчивых взглядов было устремлено на меня”.

Презрение Наполеона к поведению короля выразилось в словах, которые он написал в тот же день Жозефу: “Если бы король показался на лошади, победа осталась бы за ним!..”

Дома, на Корсике, трепетали за участь сына и брата. Мать, братья, сестры и все родные просили его вернуться в это страшное время и привезти с собою и Марианну, которая все еще находилась в Сен-Сире. Но раньше Наполеон хотел выяснить свое положение. Теперь, когда королевство было низвергнуто и власть перешла к Конвенту, его честолюбию открывалось необозримое поприще. С самоуверенностью написал он поэтому 11 августа своему дяде Паравичини: “Пусть не волнуются наши враги… А вы не заботьтесь о племянниках: они сумеют проложить себе путь!”

Его уверенность в себе выросла еще больше, когда благодаря новому порядку вещей военный министр Лейар был заменен жирондистом Серваном, а морским министром был назначен математик Монж, бывший учитель Наполеона в Бриенне. Надежды его сразу усилились.

Он был прав. Уже 10 июля он получил от Сервана подтверждение его принятия в армию, а 30 августа получил назначение артиллерийским капитаном. Министр поставил Бонапарту на вид, чтобы он немедленно отправился в полк, стоявший на Мозеле под начальством Дюмурье. Но Наполеон не послушался приказания. Он нашел удобный предлог вернуться на Корсику: 1 сентября он должен был взять свою сестру из Сен-Сира и отвезти на родину, так как было издано распоряжение, согласно которому уничтожались все королевские воспитательные учреждения.

Исполнив все формальности и получив от версальских властей на поездку Марианны триста пятьдесят два франка, он вместе с нею 9 сентября отправился на родину. В Марселе они остановились на некоторое время. Там шляпа с пером молодой девушки вызвала недовольство толпы. “Долой аристократов!” – закричали им. Наполеон ответил хладнокровно: “Мы не больше аристократы, чем вы”. Он сорвал с сестры шляпу и, к великой радости толпы, отшвырнул ее прочь. Приблизительно 10 октября брат с сестрой уехали из Тулона па Корсику.