Петр Врангель - Записки

5. относительно откомандирования в войско казаков, уже отдано приказание за № 58.

6. вопрос о приеме в неказачьи части казаков (офицеров и казаков) – по сношению штаглава с атаманом, но окончательное решение принадлежит Главнокомандующему.

7. о передаче мобилизации иногородних войск – Главнокомандующий категорически отклоняет.

Тотчас по приезду в Царицын я решил проехать в конную группу, чтобы лично выбрать те части, которые предполагалось отправить в Екатеринодар. Генерал Покровский просил меня о назначении 2-го Уманского полка, входившего в состав его корпуса. Мне было в то же время необходимо переговорить по целому ряду вопросов с только что вступившим в командование конной группой, командиром 2-го Кубанского корпуса генералом Топорковым.

Генерал Улагай за последнее время под влиянием непрерывных тяжелых боев окончательно изнервничался, переходил мгновенно от большого подъема к полной апатии, обижался и раздражался от всякой мелочи. Обидевшись по какому-то поводу на генерала Шатилова, генерал Улагай просил освободить его от командования корпусом. Я пытался было его отговорить, однако, в виду его дальнейших настояний и сознавая, что в настоящем его душевном состоянии он уже к работе мало пригоден, в конце концов согласился. На должность командира 2-го корпуса, взамен генерала Улагая, я ходатайствовал о назначении генерала Науменко.

Я нашел полки значительно пополненными и в прекрасном виде; однако, из разговоров со старшими начальниками вынес убеждение, что, увеличившись численно, части изменились в худшую сторону. Присланные за последнее время Кубанью пополнения в значительной мере состояли из тех казаков, которые в тяжелые июльские дни, пользуясь безвластием в крае, укрылись в тылу. Ныне эти шкурники вернулись, значительно развращенные усилиями самостийников.

Переговорив с генералом Топорковым и ближайшими его помощниками, я наметил для переброски в Екатеринодар бригаду полковника Буряка, не успевшую еще получить пополнений, малочисленную, но крепкую духом.

Отправляя эти полки в Екатеринодар, я, учитывая настроение генерала Покровского, счел нужным указать ему на необходимость с его стороны всеми мерами избегать вооруженных выступлений. Я надеялся, что мне удастся одним призраком военного переворота образумить зарвавшихся самостийников. 21-го октября я писал генералу Покровскому:

«Глубокоуважаемый Виктор Леонидович,

Вернувшись в армию, я переговорил с большей частью начальствующих лиц, объехал города и обстоятельно разобрался в обстановке. Армия ныне пополнилась – большая часть высланных Кубанью пополнений уже влилась в части; полки, дошедшие в середине сентября до 80–30 шашек, ныне увеличились до 200–250, однако, усилившись в 3–8 раз, части, неизбежно, изменили свой облик и изменились в худшую сторону. В то время как армия с конца июня, обливаясь кровью, сдерживала натиск в 10 раз сильнейшего врага, шаг за шагом отходя к Царицыну, все что было наименее устойчиво, все что щадило свой живот и в бою видело лишь средство наживы – все это уходило в тыл. На фронте осталась лучшая часть казаков, в станицах засели, променяв меч на плуг, шкурники и грабители. Ныне эти шкурники и грабители в виде пополнений вновь вернулись в части и вернулись развращенными теми, в чьих задачах разложить и ослабить армию. Усилия „самостийников“ за последнее время направлялись на наиболее стойкие отделы – линейцев, и пополнения из этих отделов наиболее развращены. При этих условиях рассчитывать на полки в случае внутренних осложнений несравненно труднее, чем 1,5–2 месяца тому назад. По данным контрразведки штаба армии, те части, которые намечены Вами для переброски в Екатеринодар, на время созыва рады. развращены не менее других; в частности, во 2-ом Уманском полку отношения между офицерами и казаками таковы, что мне пришлось отказаться от переброски этого полка. Конечно, армия по-прежнему чужда всякой „самостийности“, как чужды ей и широкие слои казачества, но при настоящем составе полков рассчитывать на стойкость частей, в случае разрешения внутренних вопросов оружием, трудно. Предлагая известные требования, можно опереться на армию, но использовать это оружие лишь как „Дамоклов меч“, отнюдь не нанося им удары. По сведениям моим, призрак военного переворота уже пугает кубанских „Мирабо“ и его можно и должно использовать, однако, повторяю, отнюдь не воплощая в жизнь. При настоящем положении я обусловливаю мое выступление в Раде от имени армии, лишь совершенно исключая какие бы то ни было вооруженные выступления, аресты и т. д. Примите меры к недопущению этого, во что бы то ни стало. Направление, принятое „Большим войсковым кругом на Дону“, еще более укрепляет меня в принятом решении. Работа левого крыла круга и „самостийников“ на Кубани происходит в тесной связи, и ежели бы военный переворот на Кубани и увенчался успехом, то успех этот, кратковременный и непрочный, несомненно вызвал бы бурю на Дону, бурю, которая не только свела бы на нет этот успех, но и потрясла бы мощь воздвигаемого с таким трудом здания Новой Великой России.

(Копию этого письма я препроводил генералу Лукомскому).

Между тем, ошибочная стратегия генерала Деникина начинала уже приносить свои плоды. Противник, сосредоточив крупные силы на стыке Донской и Добровольческой армий, повел решительное наступление на фронте Воронеж – Лиски и одновременно в направлении на Севск, стремясь охватить фланги Добровольческой армии и срезать острый угол, вытянувшийся безобразным клином к северу нашего фронга. 18-го октября я получил телеграмму генерала Романовского:

«Обстановка на левом фланге Донской и на фронте Добровольческой армии складывается очень неблагоприятно. Противник, отчаявшись прорваться на фронте вашей армии и правом фланге Донской, в настоящее время повел операцию на фронте Воронеж – Лиски с одной стороны и Кромы – Севск с другой, по овладении указанными участками фронтов он развивает операцию в обход флангов Доброармии, сосредоточив к флангам ее и продолжая сосредоточивать крупные силы, главным образом конницу. Все это требует принятия спешных мер, почему прошу спешно сообщить для доклада Главкому, что вы могли бы выделить из имеющихся у вас казачьих дивизий при условии пассивной задачи, на каковой остановились при совещании, или же вы могли бы немедленно начать активную операцию, дабы общим движением сократить фронт Донской армии и дать ей возможность вести операцию на северо-западе.

17 октября 1919 года Нр 014170 Романовский».

Я счел намеченное решение половинчатым и со своей стороны полагал возможным изменить неблагоприятно сложившуюся для нас обстановку лишь крупным решением. В тот же день я телеграфировал генералу Романовскому: