Игорь Курукин - Бирон

В 1730 году гвардия сохранила приверженность своей «полковнице», как и за пять лет до того при возведении на престол Екатерины I. Но теперь гвардия в первый раз выступила как самостоятельная политическая сила. Переворот «сделали» не командиры, а обер-офицеры. Они обеспечили порядок в своих частях, возглавляли дворцовые караулы и добились нужного им поворота событий, когда сочли предъявленные императрице требования неприемлемыми. Символично, что среди «восстановителей» самодержавия оказался дед первого дворянина-революционера кавалергарда-подполковника Афанасия Прокофьевича Радищева. При этом среди подписавших прошение о восстановлении самодержавия не было ни одного солдата или унтер-офицера — они в то время еще находились вне «политики».

В первые дни после победы власти издали манифест, гласивший, что «верные ж наши подданные все единогласно нас просили, дабы мы самодержавство в нашей Российской империи, как издревле наши прародители имели, восприять изволили, по которому их всенижайшему прошению мы то самодержавство восприять и соизволили». Но уже через две недели спохватились, ведь манифест показывал зависимость самодержца от воли «общенародия». Новый рескрипт от 16 марта 1730 года о венчании Анны на царство уже не допускал и мысли о каком-либо ином источнике власти: «От единого токмо всевышнего царя славы земнии монархи предержащую и крайне верховную власть имеют».

Но эту «крайне верховную власть» надо было надежно обеспечить. Анне только предстояло разобраться в раскладе придворных «партий», создать новый механизм управления вместо скомпрометировавшего себя Верховного тайного совета, привлечь надежных слуг, отдалить неблагонамеренных — при том, что большинство российского генералитета так или иначе участвовало в составлении подозрительных «прожектов». На кого могла она рассчитывать?

На Анну, как это обычно случалось после очередной «переворотной» ситуации, обрушилась лавина бумаг. Добро бы их податели, как артиллерийский генерал Матвей Витвер или молодой поэт Василий Тредиаковский, ограничились только поздравительными виршами:

Но челобитчики, вопреки всем запрещениям подавать на высочайшее имя прошения помимо официальных инстанций, настойчиво жаловались. Генерал-лейтенанты Федор Чекин и Семен Нарышкин просили об отставке; если первый — старый солдат — хотел завершить службу, то второй настойчиво желал избежать нетрудной, но уже не престижной в наступившее царствование гофмейстерской должности при дворе принцессы Елизаветы. Заслуженный петровский генерал Г. П. Чернышев надеялся на выплату жалованья «по штату генерал-губернатора», так как «верховники» отставили старого воина с этого поста в Риге, да так и оставили не у дел. Армейские и гвардейские чины дружно просили о повышении в ранге, как капитан Преображенского полка Николай Полонский и поручики Сергей и Григорий Юсуповы (другие по службе «моложе, а чрез нас в капитаны»). Боевой полковник и обер-штер-кригс-комиссар Иван Юшков желал производства в следующий бригадирский чин, бригадиры Петр Лачинов и Иван Волынский — в генерал-майорский. Придворный камер-юнкер Федот Каменский также считал, что достоин быть генерал-майором, то есть «перешагнуть» из девятого чина «Табели о рангах» сразу в четвертый.

Но больше всего было просьб о пожаловании «деревнями». Генерал-майор Алексей Шаховской, статский советник Василий Татищев и кавалергардский капрал Иван Пашков били челом о «дворах» из числа конфискованных имений Меншикова, а опытный и осведомленный сенатор Василий Новосильцев указывал в своем прошении конкретные деревни, которыми, как он уже выяснил, бывший светлейший князь владел по «неправым закладным». Но особенно много поступило гвардейских обращений. О чинах, «дворах» и «деревнях» били челом поручики С. Г. и Г. Г. Юсуповы, придворный фендрик Никита Трубецкой, капитан-поручик Замыцкий, поручик Ханыков, подпоручики Дубровин и Шестаков, сержант князь Сергей Сибирский и многие другие офицеры и унтер-офицеры. Одни были бы счастливы получить хоть крохотную «деревнишку»; другие, как «сироты»-поручики, сыновья молдавского господаря Сергей, Антиох и Матвей Кантемиры, только что получившие от императрицы тысячу дворов, вновь просили их пожаловать, «чтоб могли довольны быть в пропитании», поскольку большая часть имения досталась старшему брату Константину и мачехе.

Государыню просили выступить арбитром в запутанных имущественных претензиях: Преображенский капрал Борис Тарбеев хотел получить конфискованное у его дяди-каторжника имение; братья-гвардейцы Никита и Александр Ржевские жаловались на двоюродного брата, полковника Василия Ржевского, который «пьет безобразно» и может заложить или продать родовые вотчины. Порой в этот поток прошений каким-то образом прорывались и упования «подлых» подданных — например, челобитная Василия Пименова и других крестьян дворцовой волости из Клинского уезда: у мужиков случилась беда — пали лошади, и они просили императрицу пожаловать им рабочую силу «для пашенного времени».

Мы перечислили — далеко не полностью — содержание только одной из многих подборок бумаг, подававшихся Анне весной и летом 1730 года. [75] РГАДА. Ф. 248. Оп. 17. № 1084. Л. 1-113. Теперь ей предстояло решать эти и другие дела, затрагивавшие насущные интересы ее подданных. Многие из униженно просивших и поздравлявших только что сочиняли «прожекты», а потом просили ее принять «самодержавство». Среди них были первые «персоны» государства, в чьих руках находились основные рычаги управления, двор, армия. Можно ли им было верить? Но и устранить, сместить, наказать тоже было нельзя — слишком узок круг высшей гражданской и военной знати, чтобы найти достойных по опыту и статусу заместителей. Да и начинать новое царствование с расправ невозможно. Нужны были милости.

Похоже, в первые дни своего самодержавного правления Анна колебалась. Сначала она как будто собиралась расправиться с составителями кондиций, как об этом свидетельствует записка Феофана Прокоповича с изложением «вин» верховников, подготовленная, вероятно, в преддверии суда над ними. Однако намерение судить «верховников» было отставлено — как и идея созыва дворянского представительства. 4 марта 1730 года был упразднен Верховный тайный совет и восстановлен — как и просило дворянство — Сенат в составе 21 человека. На первых порах туда вошли как вчерашние правители (за исключением отца фаворита, князя Алексея Долгорукова), так и их противники — Остерман, фельдмаршал Иван Трубецкой, Алексей Черкасский, Павел Ягужинский, Семен Салтыков. Вместе с ними в состав обновленного органа вошли прежние сенаторы (В. Я. Новосильцев, И. Г. Головкин) и группа вельмож и генералов — Ю. Ю. Трубецкой, И. Ф. Ромодановский, Г. П. Чернышев, Г. Д. Юсупов, А. И. Ушаков, И. И. Дмитриев-Мамонов, С. И. Сукин, И. Ф. Барятинский, Г. А. Урусов.